‑ Комиссар Монтальбано?

‑ Да, кто говорит?

‑ Гуттадауро. Большое вам спасибо, комиссар.

Монтальбано положил трубку, разделся, принял душ и, как был голый, бросился на кровать. И сразу же заснул.

Дзинь… дзинь… далеко‑далеко где‑то звенело у него в голове. Сообразил, что это дверной звонок. С трудом встал, пошел открывать. Галлуццо, увидев его голым, отпрянул назад.

‑ Что такое, Галлу? Боишься, что я тебя затащу в дом и сделаю с тобой всякие нехорошие штуки?

‑ Комиссар, я уже полчаса звоню. Хотел дверь ломать.

‑ Тогда бы пришлось тебе новую покупать. Я сейчас.

Парень на бензоколонке оказался кудрявым малым лет тридцати, с угольно‑черными блестящими глазами и крепким подвижным телом. Он был одет в комбинезон, но комиссар легко представил его в роли уборщика купален где‑нибудь на пляже в Римини, крутящего бесконечные романы с заезжими немками.

‑ Вы сказали, что синьора ехала из Монтелузы и что было восемь часов.

‑ Верно на все сто. Видите ли, я уже закрывался в конце смены. Она высунулась из окошка и попросила залить ей полный бак. «Ради вас хоть всю ночь буду работать, если вы меня попросите», ‑ сказал я. Она вышла из машины. Пресвятая Дева, какая красотка!!!

‑ Вы помните, как она была одета?

‑ Вся в джинсе.

‑ У нее был багаж?

‑ Я видел что‑то вроде рюкзака, на переднем сиденье лежал.

‑ Продолжайте.

‑ Я залил ей полный бак, назвал цену, она расплатилась банкнотой в сто тысяч лир, которую вынула из кошелька. Когда давал ей сдачу ‑ мне нравится заигрывать с бабами, ‑ спросил: «Могу я сделать для вас что‑то особое?» Я думал, она меня отошьет. А она только улыбнулась и говорит: «Для особых услуг у меня уже есть один». И отъехала.

‑ Точно не поехала назад в Монтелузу, вы уверены?

‑ Абсолютно. Бедняга! Только подумать, что с ней сделали!

‑ Ну хорошо. Благодарю вас.

‑ А вот еще, комиссар. Она торопилась очень. Как только заправилась, так с места и рванула. Видите вон там ограду из сетки? Я следил за ней, пока она там, в конце, не повернула. Гнала, очень гнала.

‑ Вообще‑то я должен был вернуться завтра, ‑ сказал Джилло Яконо, ‑ но приехал раньше и счел своим долгом прийти сразу.

Тридцатилетний мужчина, приличный такой, лицо приятное.

‑ Благодарю вас.

‑ Я хотел сказать, что в такой ситуации человек должен хорошенько все обдумать.

‑ Вы хотите изменить что‑то в том, что сказали мне по телефону?

‑ Ни в коем случае. Однако, так как я постоянно мысленно прокручивал в уме то, что видел, я мог бы добавить еще одну деталь. Но имейте в виду, рядом с тем, что я собираюсь вам сообщить, вы должны поставить большой вопросительный знак.

‑ Будьте спокойны, рассказывайте.

‑ Так вот. В левой руке мужчина с легкостью нес чемодан, так что у меня сложилось впечатление, будто он был полупустой. На правую же руку опиралась синьора.

‑ Она его под руку держала?

‑ Не совсем. Скорее опиралась на его руку. Мне показалось, повторяю, показалось, что синьора слегка прихрамывала.

‑ Доктор Паскуано? Это Монтальбано. Беспокою вас?

‑ Я делал У‑образный надрез на одном трупе, но если прервусь на минуту, не думаю, что он обидится.

‑ Вы обнаружили какие‑нибудь следы на теле синьоры Ликальци, которые указывали бы на ушибы, полученные до наступления смерти?

‑ Не помню. Пойду посмотрю заключение. Вернулся он прежде, чем комиссар успел закурить сигарету.

‑ Да. Она падала на колени. Но тогда она была еще одета. В ссадине на левом колене обнаружены микроскопические частицы джинсового волокна.

В других проверках не было нужды.