‑ Охотно верю. Ты‑то выдержишь, хоть и ждет тебя дерьмовая жизнь, а вот долго ли выдержат Куликкья и остальные шестеро, когда их каждый день будут допрашивать с пристрастием? Достаточно, чтобы раскололся один, и все выйдет наружу. А как тебе такой вариант: когда мафии наскучат твои отказы, эти типы способны обнародовать запись: они‑то пойдут на скандал, даже рискуя сесть за решетку. И в этом последнем случае полетит и начальник полиции.

‑ Что я должен делать?

Монтальбано не мог не почувствовать восхищения: Панцакки был безжалостным и бессовестным игроком, но умел проигрывать.

‑ Ты должен их опередить. Обезвредить имеющееся у них оружие.

Как ни старался, не удержался от колкости, о которой тут же и пожалел:

‑ На этот раз это не ботинок. Поговори сегодня же ночью с начальником полиции. Вместе найдете решение. Однако запомни: если завтра до полудня вы ничего не предпримете, я буду действовать по‑своему усмотрению.

Поднялся, открыл дверь, вышел.

«Буду действовать по своему усмотрению» ‑ красивые слова, угрожающие и многозначительные. Но что они значат конкретно? Если начальник оперотдела сможет перетянуть на свою сторону начальника полиции, а тот в свою очередь ‑ судью Томмазео, он, Монтальбано, останется с носом. Но неужели все в Монтелузе вдруг стали нечестными? Одно дело ‑ антипатия, которую может внушать человек, а другое ‑ его суть, его целостность.

Он вернулся в Маринеллу полный сомнений. Правильно ли он вел себя с Панцакки? Не подумает ли начальник полиции, что им движет только желание взять реванш? Набрал номер Ливии. По‑прежнему никто не отвечал. Лег в постель, но заснул только через два часа.

Глава 14

В комиссариат он приехал нервный и раздраженный, так что сотрудники на всякий случай держались подальше. «Кровать ‑ большое подспорье, и не выспишься, так хоть отдохнешь», ‑ гласит народная мудрость. Но это неправильная пословица: мало того что спал он кое‑как, урывками, но и встал весь разбитый, как после марафонской пробежки.

Только Фацио, который был с ним в более дружеских, чем остальные, отношениях, посмел задать вопрос:

‑ Есть новости?

‑ Я смогу ответить тебе после полудня.

Заявился Галлуццо.

‑ Комиссар, вчера вечером где я вас только не искал: и по морям и по весям.

‑ А в небесах не посмотрел?

Галлуццо понял, что начинать с прибауток сегодня не стоит.

‑ Комиссар, после восьмичасового выпуска новостей позвонил тут один. Говорит, в среду около восьми, самое большее в четверть девятого, синьора Ликальци залила полный бак на его бензоколонке. Оставил имя и адрес.

‑ Хорошо, после заскочим.

Его мучило беспокойство, он не мог сосредоточиться на каком‑нибудь документе, постоянно смотрел на часы. А что, если и после полудня из управления полиции вестей не будет?

В одиннадцать тридцать зазвонил телефон.

‑ Доктор, ‑ сказал Грассо, ‑ звонит журналист Дзито.

‑ Давай.

В первый момент он и не понял, что происходит.

‑ Тататам, тататам, тататам, тамтам, ‑ слышалось на другом конце провода.

‑ Николо?

‑ Братья итальянцы, Италия пробудилась…

Дзито во всю глотку орал государственный гимн.

‑ Да ладно тебе, Николо, нет у меня настроения для шуток.

‑ А кто шутит? Сейчас я зачитаю тебе сообщение, которое пришло несколько минут назад. Устрой поудобнее свой зад в кресле. Чтоб ты знал, это сообщение было отправлено нам, в «Телевигату», и еще пяти корреспондентам газет. Читаю. «УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ МОНТЕЛУЗЫ. ДОКТОР ЭРНЕСТО ПАНЦАККИ ПО ЛИЧНЫМ ПРИЧИНАМ ПОПРОСИЛ ОСВОБОДИТЬ ЕГО ОТ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ НАЧАЛЬНИКА ОПЕРАТИВНОГО ОТДЕЛА ВПЛОТЬ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ.