‑ Ну ладно тебе дурака валять, в Италии нет пятой поправки.

‑ К счастью! Потому что те, кто в Америке к этой самой поправке апеллировали, все равно накололись.

‑ А как он отреагировал, когда услышал имя Гуттадауро? Произвело оно на него впечатление?

‑ По‑моему, сконфузился, забеспокоился. Как бы то ни было, формально он меня предупредил. В следующий раз точно в каталажку упрячет без всякой жалости.

‑ Это‑то мне и было нужно.

‑ Чтобы он меня в тюрьму засунул?

‑ Да нет, придурок. Чтобы он знал, что здесь замешан адвокат Гуттадауро и его покровители.

‑ Как ты думаешь, что теперь предпримет Томмазео?

‑ Доложит начальнику полиции. Он ведь понял, что и сам угодил в сеть, постарается выпутаться. Слушай, Николо, мне нужно просмотреть одну кассету.

Протянул кассету, Николо ее взял, вставил в видеомагнитофон. Появился общий план, несколько мужчин в поле, лиц не видно. Два человека в белых халатах клали тело на носилки. Вверху возникла четкая надпись: MONDAY 14.4.97. Тот, кто снимал всю сцену, изменил фокус, и теперь в кадре были Панцакки и доктор Паскуано, о чем‑то говорившие. Звука не было. Они пожали друг другу руку, и судмедэксперт исчез из кадра. Изображение увеличилось так, что охватило еще шестерых полицейских опергруппы, которые скучились вокруг своего начальника. Панцакки им что‑то сказал, и все вышли из кадра. Конец фильма.

‑ Ни фига себе! ‑ произнес Дзито вполголоса.

‑ Перепиши.

‑ Здесь не могу, нужно идти в режиссерскую.

‑ Иди, но смотри: чтоб никто ничего не видел.

Взял в столе у Николо чистый конверт и листок бумаги, вставил его в пишущую машинку.

«Я ПРОСМОТРЕЛ ОБРАЗЕЦ. ОН МЕНЯ НЕ ИНТЕРЕСУЕТ. ДЕЛАЙТЕ С НИМ ЧТО ХОТИТЕ. ОДНАКО СОВЕТУЮ УНИЧТОЖИТЬ ИЛИ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТОЛЬКО ДЛЯ ПРОСМОТРА В ОЧЕНЬ ТЕСНОМ КРУГУ».

Подписывать не стал, адреса не написал, хотя и знал по справочнику.

Вернулся Дзито, отдал ему кассету.

‑ Вот оригинал, а вот копия. Не очень хорошо получилось, делать копию с копии…

‑ А мне не на Венецианский кинофестиваль. Дай‑ка мне пакет.

Копию он положил в карман, а письмо и оригинал ‑ в большой пакет. И здесь не указал никакого адреса.

Галло сидел в машине и читал «Спортивную газету».

‑ Знаешь улицу Ксерри? В доме восемнадцать есть контора адвоката Гуттадауро. Оставь ему этот пакет и возвращайся за мной.

Фацио и Джалломбардо заявились в комиссариат аж после девяти.

‑ Да уж, комиссар! И смех и грех, вот что это было! ‑ сказал Фацио.

‑ Что он сказал?

‑ Сначала говорил, а потом как воды в рот набрал, ‑ присоединился к коллеге Джалломбардо.

‑ Когда мы показали ему футляр, он не понял. Говорит, это что, шутка? Шутка, да? Как только Джалломбардо намекнул, что футляр нашли в Раффадали, спал с лица, побледнел весь.

‑ Потом, когда увидел оружие, ‑ вмешался Джалломбардо, которому тоже хотелось внести свою лепту, ‑ совсем сник, мы испугались, что ему прямо в машине плохо станет.

‑ Трясся весь, как в лихорадке. Потом вдруг сиганул через меня, выскочил из машины и дал деру, ‑ сказал Фацио.

‑ Несся как подстреленный заяц, метался из стороны в сторону, ‑ заключил Джалломбардо.

‑ А теперь‑то что? ‑ поинтересовался Фацио.

‑ Камень мы бросили, осталось кругов на воде дождаться. Спасибо за все.

‑ Рады стараться, ‑ отчеканил Фацио. И добавил: ‑ А футляр куда? В сейф?

‑ Да, ‑ сказал Монтальбано.

В кабинете Фацио был довольно большой сейф, не для документов, а для конфискованных наркотиков и оружия, которые держали там до отправки в Монтелузу.

Усталость навалилась неожиданно, все‑таки вот они, сорок шесть, уже не за горами. Предупредил Катареллу, что едет домой, пусть звонят туда.