‑ Входи, входи.

‑ Ты одна?

‑ Одна.

Она усадила его на диван перед телевизором, приглушила звук, вышла из комнаты, вернулась с двумя стаканами, в одном было виски для комиссара, а в другом ‑ белое вино для нее самой.

‑ Ты уже ужинала?

‑ Нет, ‑ ответила Анна.

‑ Ты что, никогда не ешь?

‑ Днем ела.

Анна присела рядом с ним.

‑ Не пристраивайся слишком близко, а то от меня запашок еще тот, ‑ предупредил Монтальбано.

‑ Был тяжелый день?

‑ Вроде того.

Анна протянула руку, положила ее на спинку дивана, Монтальбано запрокинул назад голову, положил ее на руку Анны, чувствуя прикосновение ее кожи. Закрыл глаза. К счастью, стакан с виски предварительно поставил на столик, потому что вдруг заснул глубоким сном, как будто в виски было снотворное. Спустя полчаса также внезапно проснулся, растерянно осмотрелся по сторонам, ничего не понимая, потом сообразил, застыдился.

‑ Прошу меня простить.

‑ Хорошо, что ты проснулся, у меня совсем онемела рука.

Комиссар встал.

‑ Мне пора.

‑ Я тебя провожу.

В дверях с абсолютной естественностью Анна слегка коснулась губами его губ.

‑ Отдыхай, Сальво.

Он долго стоял под душем, сменил все белье и одежду, набрал номер Ливии. Телефон звонил и звонил, затем связь автоматически прервалась. И что там мудрит эта блаженная? Сидит в одиночестве и страдает из‑за Франсуа? Было слишком поздно, чтобы звонить ее подруге. Он устроился на веранде и, подумав немного, решил, что если не свяжется с Ливией в течение следующих двух суток, бросит все к чертям собачьим, сядет в самолет, полетит в Геную и проведет с Ливией по крайней мере сутки.

Неожиданно зазвонил телефон. Монтальбано бегом бросился к нему. Он был уверен, что звонит Ливия.

‑ Алло? Я говорю с комиссаром Монтальбано? Голос казался знакомым, но он не мог вспомнить, кому он принадлежит.

‑ Да. Кто говорит?

‑ Это Эрнесто Панцакки. Круги на воде.

‑ Слушаю тебя.

А они были на «ты» или на «вы»? Но теперь это не имело никакого значения.

‑ Я хотел бы с тобой поговорить. Лично. Можно подъехать?

У него не было ни малейшего желания встречаться с Панцакки у себя дома.

‑ Я сам приеду. Где ты остановился?

‑ В гостинице «Пиранделло».

Гостиничный номер, где остановился Панцакки, оказался просторным, как салон. Кроме двуспальной кровати и шкафа здесь стояли два кресла, широкий стол с телевизором и видеомагнитофоном, бар‑холодильник.

‑ Семья еще не перебралась ко мне.

«И слава Богу, а то ведь потом опять придется переезжать», ‑ подумал комиссар.

‑ Извини, но мне нужно пописать.

‑ Да не прячется никто в туалете.

‑ Мне правда нужно пописать.

Такой змее, как Панцакки, нельзя было доверять. Когда комиссар вернулся, Панцакки пригласил его сесть в одно из кресел.

Начальник оперотдела был мужчина коренастый, но элегантный, со светлыми рыбьими глазами и татарскими усами.

‑ Тебе что‑нибудь налить?

‑ Нет.

‑ Перейдем сразу к делу? ‑ предложил Панцакки.

‑ Как хочешь.

‑ Итак, сегодня вечером обратился ко мне один полицейский, некто Куликкья. Не знаю, знаком ли ты с ним.

‑ Лично нет, знаю по имени.

‑ Он буквально трясся от страха. Двое из твоего комиссариата, по всей видимости, ему угрожали.

‑ Это он тебе так сказал?

‑ Я так понял.

‑ Ты неправильно понял.

‑ Тогда расскажи мне сам.