– Что я тебе точно могу сказать, Алекс, так это то, что у твоего мужичка – если это мужик, что еще требуется доказать, – есть небольшие проблемы с речью. И они не имеют ничего общего с присвистом, который создает аппаратура.

– Какого рода проблема?

– Заикание. Он пытается справиться с ним, все время повторяя одно и то же слово. Могу поспорить, что он раньше тренировался. Но запинка, даже очень легкая, все равно заметна. Это я тебе гарантирую. Он заика. Который отчаянно пытается скрыть свой дефект. И ему это удается.

Майор Брюс сидел перед лейтенантом Феликсом Мандело в его кабинете в комиссариате 8‑го округа. Молодой человек принес ему последнее дело, над которым работала его группа под руководством капитана Левин. На папке было написано «Амелия Ди Сантано». По долгу службы Мандело принес ему и кофе с сахаром. Сейчас лейтенант разговаривал по телефону с кем‑то, кто вполне мог дать ценную информацию относительно перекрашенных автомобилей, найденных в одном из гаражей округа.

Брюс дважды внимательно прочел досье. Подняв голову, он выждал, пока Феликс Мандело положит телефонную трубку, а потом спросил:

– Если я правильно понял, Амелия Ди Сантано– проститутка и наркоманка. Капитан Левин задержала ее в феврале этого года за перепродажу и употребление наркотиков во время рейда в восьмом округе. Три недели назад девушка по собственной воле пришла к ней и принесла жалобу. Ее избил клиент.

– Так точно.

– Скажи мне, Феликс…

– Да?

–Тебе раньше приходилось иметь дело с проституткой, подающей жалобу на клиента? Да еще с проституткой, которая снимала бы клиентов в девятом округе, а жаловаться шла в восьмой?

– Нет, майор.

– И мне не приходилось. Это не удивило капитана Левин?

Мандело улыбнулся, словно вспомнил что‑то приятное. И ответил:

– Мартину не так‑то легко удивить. Она решила, что шлюха пришла к ней, потому что она женщина. И к тому же имеющая больше мотивов для вмешательства, чем коллега‑мужчина.

– Ты знаешь, что произошло с ней пять лет назад?

– Со шлюхой? –Нет. С Мартиной.

– Да, знаю. И… думаю, это сыграло роль. Если требовалось прижать какого‑нибудь типа, измывавшегося над женщиной, она принимала это близко к сердцу.

– Дело осложняется тем, что в деле фигурирует и баба, измывавшаяся над мужчинами.

– Ах да, Мортиция! Тоже боливийка, но в амплуа «госпожи». Та еще штучка. Бьет, но разговаривать не любит.

– Почему, как ты думаешь?

– Думаю, что она интересуется только своим бизнесом. Своей «нижней лавкой», как говорят африканские шлюхи, уж не знаю, как это называют в Боливии. Мортиция мало что знает. А вот об Армандо Мендозе я бы такого не сказал.

– Это клиент Мортиции и тот самый тип, на которого подала жалобу Амелия?

– Именно он. Так что видите, тут дело семейное.

– Известно, где найти этого Армандо?

– Конечно. С ним одна проблема – языком мелет без остановки, но говорит в конечном итоге очень немного.

– Он не заика?

– Нет. А почему вы спросили?

– Просто так. Ну что же, если Армандо Мендоза будет ставить нам палки в колеса, ему же хуже. Время поджимает.

– Майор, а что именно стряслось с Мартиной?

– Ничего нового по сравнению с тем, о чем я сказал тебе по телефону, Феликс. Никто не знает, где она.

– Ну, если хотите, Мендозу можем навестить вместе.

Свисавшая с потолка галогеновая лампа заливала нестерпимым светом обширную круглую кровать с красными шелковыми простынями.