|
Никто в этой стране. - Разложением, говоришь? - вмешался Джамиль. - А что это точно значит? К нам подошла Шерри, держа в руках белые марлевые салфетки. На бледной коже ярко выделялись веснушки. Салфетки были в желто-зеленом гное. - Вот это выходит из ран на груди, - сказала она спокойно. - Что это, черт возьми, такое? Мы дружно посмотрели на Ашера, даже Дамиан. Но вслух это сказала я. - Он гниет. Разлагается, хотя сам еще жив. Ашер кивнул. - Разложение у него в крови. Оно будет распространяться, и он будет гнить. Я посмотрела на кровать. С Натаниелем тихо и мягко говорил Джейсон, гладя его по голове, словно успокаивал больного ребенка. Зейн смотрел на меня. - Должно же быть что-то, что мы можем сделать, - сказала я. Лицо Ашера было таким же непроницаемым, как всегда. Одно из воспоминаний Жан-Клода об Ашере пронзило меня так остро, что у меня закололо кончики пальцев. Это было не воспоминание о каком-то событии. Я просто узнала осанку Ашера. Я знала язык его тела до мелочей, которые можно изучить только за годы общения. За большее число лет, чем было мне самой. - Ты что-то скрываешь, Ашер? - спросила я. На меня смотрели светлые-светлые пустые невозмутимые глаза в обрамлении потрясающих золотых ресниц, похожих на блестящее кружево. Он улыбался. В улыбке было все, что должно было быть: радость, чувственность, приглашение. И эта улыбка пронзила мне сердце, как клинок. Это лицо я помнила целым и совершенным. Я помнила, как от этой улыбки у меня перехватывало дыхание. Я тряхнула головой, и движение помогло: воспоминания вытряслись. Они померкли, но это не изменило того, что я видела, что я знала. - Ты ведь знаешь, как его спасти, правда? - Как сильно ты хочешь его спасти, Анита? Теперь его голос был равнодушным, почти злым. - Я привезла его сюда, Ашер, и он попал в беду. Я же должна его и защитить. - А я думал, это он должен был исполнять роль твоего телохранителя, заметил Ашер. - Да он ходячая пища, Ашер. Сам знаешь. Натаниель даже за себя заступиться не может. Ашер тяжко и долго вздохнул. - Натаниель - pomme de sang. - Что, черт возьми, ты имеешь в виду? - Это означает "яблоко крови". В Совете так называют добровольных доноров. Закончил Дамиан: - А вампир, который пьет из pomme de sang, обязан защищать его, как пастух ограждает овец от волка. Пока говорил, Дамиан смотрел на Ашера. И взгляд у него был не добрый. Они точно были насчет чего-то не в ладах, но сейчас не время это выяснять. Я дотронулась до руки Ашера. Она была мертвой, словно деревянной. Он отстранился от меня, от комнаты, от того, что здесь происходило. И собирался позволить Натаниелю умереть, даже не попытавшись ему помочь. Неприемлемо. Я заставила себя взяться за его деревянную руку. Ненавижу, когда Жан-Клод такой. Это напоминало о том, кем он был, и кем - не был. - Не дай ему умереть, только не так. Пожалуйста, mon chardonneret. Услышав прозвище, которым пользовался Жан-Клод много лет назад, Ашер подскочил так, будто я ему врезала. Дословно эти слова переводились как "мой щегол", что на любом другом языке это звучит довольно глупо. Но вид у Ашера был далеко не глупый. Он был в шоке. - Уже лет двести меня никто так не называл. Его рука под моими пальцами расслабилась, потеплела и снова стала казаться живой. - Я нечасто о чем-то прошу, но об этом я умоляю. - Он так много для тебя значит? - спросил Ашер. - Он жертва для всех, Ашер. Хоть кому-то не должно быть на него наплевать. |
