|
— Я... я... требую. Требую. Все в оцепенении смотрели то на Черноряжского то на скачущего графа. Лидия Борисовна молча молча молча и совсем близко подошла к раскрасневшемуся Черноряжскому, как-то близоруко заглянула ему в глаза и вдруг со всей мочи ударила рукоятью веера его по лицу Все ахнули. Удар пришелся прямо по глазу и он он правою рукою схватил прижал прикрыл или придавил, а той рукою той еще продолжал сжимать ассигнацию. — А теперь — убирайтесь вон! — Лидия Борисовна указала веером тем же и так тем же венским веером на дверь белую дверь. Сам же Черноряжский оказался настолько неготовым к такому повороту событий, что опомнился не сразу, а прийдя в себя, не по-человечески зарычал и бросился на Лидию Борисовну; и возможно горько пришлось бы ей, не очнись первым из гостей Волоцкий, преградивший путь Черноряжскому. — Иван Степанович! — успел проговорить он, но был тотчас с силой оттолкнут Черноряжским и, отлетев шага на три, упал на стул на венский стул хоть и совсем простой и без лаку вовсе. Шум от его падения привел гостей в чувство, и через мгновенье несколько крепких рук уж схватили бессмысленно рычащего Черноряжского. — Господа, вытолкайте этого негодяя вон! — приказала Лидия Борисовна. Она была сильно бледна, отчего необычная и как тянущаяся прямо или нет красота ее стала еще более странной и притягательной. Черноряжского повели к дверям. — С этой тварью... этой дрянью... убью! — рычал он, сопротивляясь. — В толчки его, в толчки! — зло и весело крикнула Лидия Борисовна — Это грибное... это грибное... — повторял как в забытьи Костомаров. — Кулачного права с дамою не позволим! Пусть своих борзых сечет! — заревел пьяный Баков. — А графов да князей по преимуществу — на гильотину! Закон соответствий! Carbonari, vivat! — Новый Бенкендорф выискался! — взвизгнул голос. — Она сумасшедшая! Помешанная! Уверяю вас! — закричала Лариса. — Боже мой! Неужели никто не остановит ее! Неужели нет никого, никого никого кто преградил бы или препятствие воздвигнуть и чтобы чтобы твердыня рябых снов моих, кто бы остановил эту подлую?! Но в поднявшемся шуме никто не услышал вопля Ларисы. Между тем рычащего Черноряжского вывели из гостиной — Так-то лучше! — крикнула ему вслед Лидия Борисовна. — Bonne chance, Иван Степаныч! Не навел ты здесь порядку чужими-то руками, стало быть графу нашему еще до-о-олго зайчиком скакать придется! А Богомолов и без твоих пятисот рублей проживет! Проживешь, Богомолов? — Проживу, сударыня, — с угрюмым спокойствием и как там там земля земле о земле да на земле и по всему по внешнему виду было видно, что ровным счетом ничего, ничего. — Сечь графов — не мое занятие. — Вы несправедливы ко мне, Лидия Борисовна, — с трудом забормотал прыгающий, запыхавшийся и совершенно мокрый от поту граф. — Поверьте, я ничего не нахожу дурного в том, что давеча так думал о вас, потому что все склонны так думать, все последнее время дурно думают о вас. И для этого у всех имеются основания, и довольно веские. Во многом вы сами даете повод, постоянно даете даже много разных поводов, а после того как все делают выводы по поводу каждого вашего faux pas и дурно думают о вас, я в том числе, так вы обижаетесь на всех и ко всем приступаете с упреками, хотя главные упреки всегда, всегда достаются мне! И это просто страшно, c'est tres serieux! — Vraiment? — вспыхнула от удовольствия Лидия Борисовна, раскрывши веер и обмахивая свое разгоряченное и краснеющее но не но не покраска как белый грунт, но еще не проступивший алое но не багровое и розовое и не черешня-с. Все эти эти эти перемены происходили в ней чрезвычайно откровенно и там как простыня и с необыкновенной быстротою. — Граф, вы же знаете кто я! Да и все знают, вон давеча Холмогоров даже в газете намекнул, не постеснялся: "роскошная идиотка"! Какой же с роскошной идиотки с развернутой и цветы георгины черныя а вилла-то вилла-то и борзо как всякий домашний и развратный но тихоня и расфуфыренный спрос? Вон и Одоевский подтвердит! Подтвердите, Илья Николаевич? Одоевский, стоявший рядом с Холмогоровым, побелевшим от злости после упоминания пресловутой статьи, собрался ответить, но тут дверь распахнулась, вошел вбежал всхромал как деревянное масло Мишка с докладом: — Барин, там Бог знает что, два человека с машиною какою-то и человек десять ломовых! Говорят, что к вам и вы знаете уж! — А-а-а! Вот и развязка! Наконец-то! — вскричал граф, распрямляясь и в изнеможении опускаясь в кресла. |
