Она все еще думала о шембоке.

— Что ты натворил, если отцу пришлось прибегнуть к таким жестоким мерам? Ты ведь был еще мальчиком, лет шестнадцати или того меньше.

Дэрк как-то неприятно засмеялся:

— Трудно представить себе что-то более нелепое. Он бил меня за то, что я, в свою очередь, воспользовался его шембоком, чтобы наказать за непослушание. Но, должен сказать, твой отец не смог остановить меня так быстро, как Джон остановил его. Ты как-нибудь можешь попросить Томаса Скотта показать рубцы на спине.

У Сюзанны перехватило дыхание. Дэрк, казалось, всегда уделял большое внимание ее отцу и всем его проблемам, и она это принимала за преданность. Теперь она знала больше. Теперь она знала, что это искаженное восприятие, что все направлено на разрушение, что и символизировал шембок.

— Теперь ты можешь помочь мне в осуществлении моего плана, — сказал он.

Глядя на него откуда-то издалека, она с удивлением отметила, что, как ни плохо ей сейчас, она все же не испытывает настоящей боли от того, что иллюзии рассеялись. Внутренний голос, которому она никогда не хотела верить, подсказывал ей в последнее время, что этот день настанет.

— Я ни в чем не собираюсь тебе помогать, — сказала она ровным голосом. — Я сейчас еду домой и пойду прямо к отцу.

Он засмеялся почти весело.

— И обрушишь весь этот карточный домик на его голову? Неужели ты сомневаешься в том, что его позиция проигрышна при любом раскладе? Или ты хочешь засадить его в тюрьму на всю оставшуюся жизнь? Стоит мне только сообщить в полицию — и ему конец. И не только из-за странных визитеров, которых он иногда принимает.

Теперь она начала понимать. Многие вещи, которые раньше озадачивали ее, начали проясняться, обнажая жестокую правду. Она вспомнила сигары с запрятанными в них алмазами, посланные Никласу Ван Пелту, которые могли быть ему инкриминированы в случае их обнаружения. Но они были перехвачены Марой, как и все посылки в этом доме. Нет, это не Томас толкнул ее на тропинке тем вечером, даже если это он позвонил Вилли и передал указание уничтожить пленку, запечатлевшую Никласа на рынке. Однако здесь снова возникла путаница.

— Томас наверняка не любит тебя, — сказала она. — Как тебе удается заставлять его делать то, что нужно тебе? И Вилли через него?

— Потому что он был настолько глуп, что поверил одному белому человеку — твоему отцу, — сказал он с пренебрежением. — Он был вовлечен, и он попался. Конечно, его слово в защиту твоего отца ничего не будет значить. Он может только предпринимать шаги, которые защитят Никласа на время. Поэтому он делает то, что я говорю. Если я покину страну очень быстро, как планирую, то ничего плохого с твоим отцом не случится. Но если кто-нибудь попытается остановить меня…

Она не поверила ему. Она не могла теперь поверить, что он способен отказаться хотя бы от частицы той расплаты, которую готовил все эти годы.

Она заговорила тихо, чуть громче, чем шепотом:

— То, чему я была свидетельницей на цветочном рынке, — это тоже часть твоего замысла? Устроить ловушку отцу, а самому получать барыши?

— Ты очень умна, дорогая, — сказал он с несколько прохладной улыбкой. — Я боюсь, что всегда недооценивал тебя. Мне следовало сделать тебя союзницей с самого начала. Тогда бы мы были вместе.

— А Мара — твоя союзница? — спросила она.

— Это не то же самое, — ответил он. — Ты все-таки моя жена.

— Значит, это ты занимаешься контрабандой алмазов?

— Не я один, смею тебя уверить, — сказал он насмешливо. — Как бы неприятно это ни было, но мне пришлось завести помощников, если можно так выразиться.