— Прости меня, моя любовь, — шепнул он, целуя ее в шею.

Простить его? За что же? Он сошел с ума! Испытывая безграничное счастье, она вытянулась на нем. Их взгляды встретились, утонули друг в друге. Именно в то мгновение Леа испытала наслаждение, которое заставило ее затрепетать.

Голос, зовущий Лорана, вернул ее к действительности.

Мягко отодвинув Леа, он откликнулся:

— Иду.

Леа вцепилась в него.

— Моя любовь, мне надо идти. Ты хочешь остаться здесь на ночь? Тебе не будет страшно?

— Нет. Но неужели так необходимо, чтобы ты ушел?

— Да.

Он торопливо оделся. Его костюм смахивал на батрацкий: смесь синего с коричневым. Берет завершил одеяние. Больше ничего не оставалось от элегантного юноши лета 39-го года, который увозил ее в длительные поездки по бесконечным лесным дорогам в Ландах.

— Ты прекрасен.

Это его рассмешило. Он наклонился к ней.

— Любимая, хочу, чтобы ты знала: я никогда не забуду проведенного нами здесь времени. И это, несмотря на стыд от того, что я злоупотребил обстоятельствами и твоей привязанностью.

— Но я же сама…

— Знаю. Но все-таки я был нечестен по отношению и к тебе, и к Камилле.

— Ты же ее не любишь. Ты любишь одну меня.

— Да, я тебя люблю. Думаю, тебе не понять чувства, которое я испытываю к Камилле. Она мне одновременно и сестра, и дочь, и супруга. Она хрупка, нуждается во мне, а я сознаю, что без нее не смог бы жить. Не смотри на меня так. Я пытаюсь дать тебе понять, что Камилла и я — одной породы; мы любим одни и те же вещи, одни и те же книги, один и тот же уклад жизни.

— Ты мне это уже говорил. Увидишь, я изменюсь. Полюблю то, что тебе нравится, прочту твои книги, буду жить по-твоему и стану твоей сестрой, твоей женой и твоей любовницей. Если тебе угодно, стану даже дамой-благотворительницей. Я на все способна, чтобы тебя сохранить.

— Замолчи, ты меня пугаешь.

— Уж не трус ли ты?

— С тобой да.

— Не надо. Хочу, чтобы ты был сильным. Хочу иметь возможность всегда тобой восхищаться.

— Попытаюсь тебя не разочаровать. Отдыхай, завтра тебе рано вставать. Обещай, что будешь предельно осторожна.

— Обещаю. Теперь я неуязвима! И ты будь осторожнее. Не прощу тебе, если с тобой что-нибудь случится.

Лоран остановился в проеме и, потупившись, повернулся к Леа.

— Не забывай, тебе я доверил Камиллу. Оберегай ее. Я же могу на тебя рассчитывать?

Песок заглушил его шаги. Какая тишина! Только сейчас Леа заметила, насколько абсолютной она была. «Тишина могилы», — шепнул в ней какой-то голосок.

Она глубже зарылась под одеяло.

Когда ее разбудили, у нее было ощущение, что она только что заснула и никогда не сможет подняться. Такую боль она испытывала во всем теле!

Жаке, юноша, который ее встретил, теперь проводил Леа до вокзала, неся чемодан и дорожную сумку. Без особого труда он нашел место в купе третьего класса. Чемодан засунул под лавку.

Время у них еще оставалось, и они вышли в коридор выкурить по сигарете. Вот уже несколько месяцев, как Леа начала курить. Отчасти по вине Франсуазы, которая повсюду забывала свои легко ей достававшиеся сигареты.

— Я не положил ваш чемодан на багажную полку, побоявшись, что сами вы его оттуда не снимете. Если же вам кто-то будет помогать, как бы чемодан не показался ему слишком тяжелым. В сумке под сыром и колбасой лежат листовки и наша газета «Освободить и сплотиться». Надо, чтобы она разошлась. Это номер за 23 июля, в котором мы напечатали заявление генерала де Голля. Если не читали, прочтите. Оно придаст вам силы.