Банка с утятиной выскользнула у нее из рук и разбилась на каменных плитах пола со стуком, заставившим ее вздрогнуть.
— Какая же ты неловкая, — произнес Пьер Дельмас, нагибаясь, чтобы подобрать осколки стекла.
— Оставьте, месье. Я сама соберу, — сказала Руфь.
По щекам Леа бежали слезы, которых она не могла сдержать. Отец их заметил.
— Не расстраивайся. Мясо отмоем, следов не останется. Ну, иди, вытри личико.
Снова стать маленькой, устроиться у него на коленях, закрыться полой пиджака, высморкаться в отцовскии платок, почувствовать, как кольцом сжимаются вокруг нее его сильные большие руки, и вдыхать привычный запах табака, винных погребов, кожи и лошадей, к которому иногда примешивался запах духов матери.
— Папа…
— Все позади, моя малышка. Теперь я с вами.
И правда, он, наконец, вернулся к жизни. Надолго ли и на какие страдания?
Все отдали должное тушеному мясу, из которого Руфью были тщательно удалены осколки стекла, все, кроме Франсуазы, так и не вышедшей из своей комнаты.
Перед ужином Пьер Дельмас побрился и переоделся. За едой семья могла убедиться, что он снова стал самим собой.
25
Через несколько дней, во время одной из послеобеденных прогулок по виноградникам, Леа, выполняя данное обещание, попыталась поговорить с отцом. С первых же слов тот ее остановил:
— Ничего не хочу слышать об этом противоестественном браке. Ты слишком легко забываешь, что немцы — враги, оккупировавшие нашу страну, а капитан Крамер преступил основные законы гостеприимства.
— Папочка, они же любят друг друга.
— Если это правда, подождут до окончания войны. Пока же я отказываюсь дать согласие на союз, который твоя мать осудила бы.
— У Франсуазы будет…
— Ни слова больше, от этого разговора я становлюсь больным. А я и так измотан.
Он присел на межевой столбик.
— Тебе действительно необходимо ехать завтра в Бордо?
— Непременно. Вместе с Люком мне надо разобраться, как я мог бы забрать назад обещание продажи, которое я подписал Файяру.
— Обещание продажи?.. Ох, папа, как же ты мог так поступить?
— Сам не знаю. После кончины твоей несчастной матери он преследовал меня, требуя все больше денег на приобретение нового оборудования. В конце концов, зная наши трудности, он предложил выкупить поместье. Когда он впервые со мной об этом заговорил, ко мне вернулась ясность мысли, и я его предупредил, что выгоню, если он снова об этом заговорит.
— Почему же ты мне ничего не сказал?
— Ты же сама видела, бедненькая моя, что разум иногда меня оставлял. Изабеллы со мной больше не было, а тебя я воображал все еще ребенком.
— Папа, если Монтийяк еще и существует, то только благодаря мне. Я вынесла на своих плечах этот клочок земли и его обитателей, я наблюдала за Файяром и работниками, я накормила всех овощами с собственного огорода, который сама возделывала, я поставила Файяра на место. А теперь, теперь ты мне говоришь…
Леа не могла продолжать. Пьер Дельмас нежно расцеловал руки дочери.
— Все это я знаю. Руфь и Камилла рассказали мне о твоем мужестве. Вот почему я должен добиться, чтобы обещание продажи было аннулировано. А для этого мне нужен совет адвоката.
— Не доверяй дяде Люку, он коллаборационист.
— Не могу в это поверить. Он всегда был убежденным сторонником Морраса, яростным антисемитом и антикоммунистом, горячим поклонником правого движения. Но от этого до сотрудничества с немцами?!
— Будь здесь дядя Адриан, он бы тебе доказал.
— Люк и Адриан всегда не переносили друг друга. |