«Настоящий выскочка», — обманывая саму себя, подумала Леа, увидев перед собой высокую фигуру в безупречно скроенном костюме мышиного цвета.
— Увы, не так хорошо, как вы. В восторге, что снова вижу вас, мадемуазель Дельмас.
Леа в бешенстве тряхнула головой, что заставило нахала улыбнуться.
— Вижу, вам это не доставило такого же удовольствия. Позвольте откланяться. Сегодня вечером мы сможем побеседовать подольше.
Взмахнув рукой, Тавернье удалился, по дороге поздоровавшись с двумя-тремя посетителями.
— Не могу его видеть. Наверное, я его неправильно поняла. Неужели ты пригласил его на сегодняшний вечер?
— Да, он уже много раз говорил, что хотел бы повидать Камиллу.
— Ну что же, сегодня она поразвлечется.
— Ты несправедлива. Он бывает и забавен, и очарователен.
— Трудно поверить. Он не отесан. Мне здесь надоело. Давай уйдем.
Погода испортилась: солнце вроде не скрылось, хотя небо и помрачнело.
— Похоже, пойдет снег, — произнес Лоран, направляясь к министерской машине, которая только что подъехала к тротуару.
— Да, поехали. Мне зябко.
— Неудивительно. Ты недостаточно тепло одета. Садись быстрее в машину.
Усадив Леа, он прикрыл ее плащом и обнял за плечи.
Несколько секунд они ехали в молчании.
— Пожалуйста, на Университетскую улицу.
— Обними меня покрепче. Так теплее, — опуская голову на плечо спутника, сказала она.
Леа прикрыла глаза. Она чувствовала, что молодому человеку передается ее волнение. Вскоре она не могла больше сдерживаться.
— Поцелуй меня.
Лоран попытался не обращать внимания на тянувшиеся к нему губы, но Леа медленно привлекла его к себе. И он перестал сопротивляться. Забыв о Камилле, о присутствии шофера, он впился в ее губы, и время перестало для них существовать. Когда он, наконец смог оторваться, машина медленно скользила по Университетской.
— У какого номера остановиться, лейтенант? — хрипло спросил смущенный водитель.
— Остановите здесь.
— Хорошо, лейтенант.
Леа смотрела на него с торжествующим видом. «Словно зверь», — мелькнула у Лорана мысль. Попытавшись привести себя в порядок, он руками пригладил растрепавшиеся волосы. Автомобиль остановился. Не дожидаясь, пока шофер откроет ей дверцу, Леа со шляпкой в руке вышла из машины. Лоран проводил ее до подъезда.
— Извини меня за то, что произошло.
— К чему извиняться? Было очень приятно, разве нет? Не делай такой мины, быть влюбленным — еще не катастрофа. До вечера, моя любовь.
Лейтенант д'Аржила на мгновение замер у захлопнувшейся перед ним двери.
Хотя отец и настаивал на том, чтобы Леа поторопилась со своим туалетом, они прибыли с двадцатиминутным опозданием на устраиваемый в их честь Лораном и Камиллой прием. В тот вечер она обновляла длинное облегающее платье из черного сатина, купленное ею вскоре после приезда в Париж. Увидев свою дочь в платье, плотно, будто сверкающая вторая кожа, обтягивавшем ее тело и открывавшем руки и плечи, которые из-за черной ткани, подчеркивавшей их белизну, выглядели вызывающе обнаженными, Пьер Дельмас воскликнул:
— Ты не можешь явиться в таком виде!
— Право, папа! Такова Мода, все женщины носят облегающие платья.
— Может быть. Но для молодой девушки оно неприлично. Сними его.
Глаза Леа потемнели, губы сжались.
— У меня нет другого платья. Или я пойду в этом, или не пойду вообще.
Зная дочь, Пьер Дельмас понимал, что переубедить ее не удастся.
— Набрось хотя бы шаль, — капитулировал он. |