Пастухов взглянул на часы.

– Двадцать два пятьдесят девять, – сказал он негромко. – Пора бы… – Угу… – прогудел Док.

И в ту же секунду откуда‑то вынырнула, видимо из темной ниши между двумя киосками, мужская фигура. Человек был один – немного выше среднего роста, коренастый. Возможно, он ^некоторое время наблюдал из укрытия, а теперь неторопливо направлялся прямо к ним вразвалку, сунув руки в карманы полосатых спортивных штанов.

И когда приблизился. Пастух и Док без труда узнали в нем немолодого водителя того минивэна «мицубиси», на котором их доставили назад в Москву с таинственной загородной дачи.

– Здорово, ребята, – по‑свойски, буднично приветствовал он их как старых знакомых и протянул руку. Рука была железная. Видно, этот человек умел не только крутить баранку. – Не опоздал? Вы, смотрю, маленько раньше приехали? Ну, топайте за мной.

Он повернулся и двинулся куда‑то во тьму узкого прохода между каменными ограждениями и рядами палаток закрытого до утра оптового рынка. Они молча повиновались и двинулись за ним.

Шагали в темноте мимо бесчисленных закрытых и задраенных щитами ларьков и магазинчиков, иногда спотыкались о какие‑то коробки, ящики, обломки стальной арматуры. Было грязно, мокро, отовсюду несло мочой и фруктовой гнилью. Шли через какие‑то лабиринты проходных двориков, вдоль железных и кирпичных заборов, спускались и поднимались по темным скользким лестницам – вокруг делалось все мрачней и глуше – как будто и не было совсем рядом иной жизни и иного мира огромного города.

Где‑то поблизости время от времени грохотали поезда, коротко посвистывали электрички.

Наконец вслед за этим человеком, пригнувшись, нырнули в пролом толстой бетонной стены. И оказались в сырой черноте, где пахло углем и железнодорожной смазкой. Вдали, в темноте, тревожно светились синие огоньки на стрелках, горели прожектора на высоких мачтах и в отсвете их лучей тускло отблескивали бесчисленные мокрые рельсы.

Громадные черные тени высились вокруг. Приглядевшись, они различили нескончаемые ряды неподвижных электричек и пассажирских вагонов дальнего следования, загнанных в тупики. Это был черный спящий город, составленный из вагонов, отстойная зона Ленинградского и Ярославского вокзалов – составы, составы, составы… В вагонах кое‑где тускло горели окна, скользили за мутными стеклами какие‑то подозрительные пятна света, а в основном было темно.

Но этот странный город жил своей неведомой тайной жизнью… Где‑то слышались голоса, смех, где‑то хныкал ребенок, откуда‑то доносилась пьяная песня и матерная ругань.

Провожатый остановился – под одеждой у него пиликнула и что‑то гнусаво пробормотала рация. Он сунул руку за пазуху, достал и приблизил ко рту какое‑то помигивающее разноцветными огоньками связное радиоустройство.

– Так точно, прибыли, – ответил он на чей‑то запрос. – На девятом пути.

Направляемся к вам.

– Можете следовать, – распорядилась рация.

– Понял вас.

И снова зашагали между составами, мимо поездов, по узким коридорам между путями, – поминутно попадая в лужи и глядя под ноги, чтоб не оступиться на шпалах, не зацепиться за кабели и штабеля старых рельсов, чтоб не разбить головы о поручни и стальные ступеньки, торчащие из распахнутых вагонных дверей. Идти порой приходилось вдоль веток действующих перегонов, по которым время от времени то навстречу, ослепляя прожекторами электровозов, то нагоняя, с тяжелым лязгом проходили дальние поезда и пригородные электрички.

Тут было самое подходящее и удобное место, чтобы в случае надобности спровадить на тот свет человека, да так, что и комар носа не подточит – без свидетелей и улик.