— Пока мы не найдем устье притока.

— Я не об этом. Сколько еще берега реки будут таким вот болотом?

— Трудно сказать. Думаю, сейчас берега многих рек вот так заболочены. Во всем виноваты плотины. Перед тем как их прорвать, вода залила берега. Почвенные воды повысились. Отсюда и болота. Хотя, думаю, лет через шесть установится равновесие, и реки войдут в берега, а пока… Представляю, что сейчас делается по берегам Волги.

— Ты там был?

— В детстве… Уже после того, как ее перегородили плотинами. Отец мне рассказывал, что раньше вдоль берегов тянулись заливные луга. Трава там была чуть ли не в рост человека… Когда с пастбищ возвращались стада, они шли часа два… Столько было скота. Потом, когда луга исчезли, скот порезали. Кормить было печем… В общем, наделали великих бед великие стройки. Исчезла рыба. Кто‑то подсчитал, что урон от затопления лугов был гораздо больший, нежели прибыль от орошаемых земель.

— Но теперь все восстановится?

— Не знаю. В Каспий вместе с водой прорванных плотин теперь должны войти миллиарды тонн грязи… Не приведет ли это к гибели его обитателей? Словом, что ни делает дурак, все он делает не так.

— Ты это о ком?

— Да так… Любимая поговорка отца… Он часто повторял ее, когда по радио и телевидению сообщалось о таких великих стройках. Ты знаешь, он мне рассказывал, что если бы до революции кому‑то пришло в голову рубить кедры, то местные мужики его забили бы до смерти. А у нас за три‑четыре десятка лет свели на нет все кедровые леса, испоганили Ладогу, надругались над Байкалом…

Глава ХLIII

«МЕХОВЫЕ КУРТКИ»

— Смотри! — прервала меня Елена, показывая вперед.

Шарик, до этого времени дремавший на носу баркаса, вскочил на ноги и яростно зарычал.

Я оглянулся. Прямо по курсу нам наперерез двигались три лодки. В каждой из них было человек по пять. Вдоль правого берега тихо крались еще две, отрезая нам путь к отступлению. Я бросил весла и схватил автомат. Елена уже держала свой наготове.

— Ложись на дно! — сказал я ей, быстро перебираясь на нос, — кажется, будут стрелять.

Когда до лодок оставалось метров тридцать, я послал в воздух очередь. Выстрелы подействовали. Лодки сгрудились посреди реки, сидевшие в них люди стали совещаться. Наш баркас сносило прямо на них.

— Эй! — крикнули с лодки, — кто вы?

— Потерпевшие крушение… и вообще мирные люди… А вы кто?

— Мы тоже мирные. Здесь живем! — последовал ответ.

— Пропустите нас! — потребовал я.

— Стрелять не будешь?

— Не буду!

Лодки начали расходиться, а баркас продолжал плыть по течению.

— Эй! — снова раздался крик. — Туда дальше нельзя.

— А что такое?

— Вы не найдете выхода на берег. Кругом болота. Вас разнесет в щепки, когда будете плыть через плотину.

— Держи‑ка их на прицеле, — тихо сказал я Елене, садясь на весла.

— Я могу высадиться здесь?

— Давай, нам не жалко!

— Только без фокусов! Показывайте путь.

Вход в устье притока был незаметен. Я бы его наверняка принял за очередную заводь гниющей воды. Вскоре берега этой «заводи» стали уже, показались сухие участки берега. Лодки направились туда. Я причалил в метрах тридцати от наших провожатых. Понимая мои опасения, они не делали попыток приблизиться. Мы с Еленой взяли два рюкзака, наполнили их провизией и боеприпасами. Мне пришлось взять еще винтовку с оптическим прицелом, третий автомат, бывший у Покровского.