Имманентность, третье следствие. Ладно, не буду томить: в общем, все нормально, вы даже будете судьбу благодарить за этот шаг, хотя поначалу, конечно, все будет болеть и так далее. Но вы и в детстве легко успокаивались, когда плакали, верно? Жену вы тоже любите, и, пожалуй, не меньше, а только иначе. Другой любовью. Она все простит, она у вас добрая, и будет замечательная жизнь, долгая, не скажу сколько, не знаю, но долгая, благополучная, со славой — умеренной, конечно, стойкое хорошее реноме, — и смерть в окружении домочадцев. О серьезных вещах говорим, правда? — Фатумолог улыбнулся. — Короче, все хорошо. Но при этом, видите ли… — Он снова поднял на Баринова глаза и поглядел в упор, долго. — Есть у вас такой друг — не друг, а приятель, человек не без способностей, довольно самолюбивый графоман с задатками, надоедливый, но добрый? Должен быть.
Баринов трудно глотнул.
— Есть.
— Как бы это вам сказать… Опять-таки: не принимайте слишком всерьез и, главное, не говорите ему.
Теперь Баринов вспотел весь.
— В общем… — Фатумолог замялся. — Умрет ваш друг.
Баринов не поверил и отвел глаза.
— Вы можете не верить, — поспешно сказал фатумолог, — но тут как раз очень большая вероятность. Он, правда, человек уже немолодой, но тут довольно четкая картинка, — он, похоже, умрет незадолго до того, как вы решите возвратиться в семью.
— Откуда это выводится? — хрипло спросил Баринов.
— Из вашей женитьбы, — ответил фатумолог. — Не из романа на стороне, а именно из женитьбы. Судьба — такая штука, я вам не могу и не хочу все рассказывать. Но это связано с тем, что после женитьбы у вас будет меньше возможностей его видеть, вы проморгаете его болезнь или депрессию, что-то связанное с творчеством, кажется мне…
Баринов молчал.
— Это не будет самоубийство? — спросил он наконец.
— Очень маловероятно.
— Так, — сказал Баринов и закурил. Из-за насморка у сигареты был особенный, насморочный запах и привкус. — А если мы расстанемся?
— Если вы расстанетесь, — сказал фатумолог, — совсем другая картина. Вы все равно встречаетесь с той женщиной, она вам на роду написана, но, конечно, роман уже не столь бурный, вернее, не столь остро переживаемый, потому что его уже не подогревает ваша… женатость. Жизнь острее в соседстве бездны, роман ярче в присутствии жены. Но все равно увлечение сильное и взаимное, полный восторг, почти немедленная женитьба, сложная семейная жизнь, пики счастья постоянно чередуются с размолвками, непониманием, тем более досадным и трагическим, чем острее и счастливей будут минуты близости. Частые скандалы, столь же частые всплески страсти, все типично. Дитя опять же, но чуть позже, вам будет где-то под тридцать. Очень неровная и беспокойная жизнь, постоянные стрессы, проживете чуть поменьше, но будут минуты изумительные. Правда, к сожалению, одинокая старость. Признание, само собой, но одиночество, приступы разочарования… Не слишком обеспеченный быт — всю жизнь. Не слишком уютный дом — тоже всю жизнь. И как следствие — ранняя седина.
— А он?
— Он останется жив, — сразу понял фатумолог. — Вы его все равно переживете, потому что он намного старше вас, но проживет он значительно дольше и, смею сказать, счастливее. Он, правда, не из тех людей, которые умеют быть счастливыми, свинья грязи везде найдет, и он себе всегда найдет толпу якобы завистников, затирающих его талант. Но в целом у него гораздо более радужная перспектива.
— Вы его знаете? — резко спросил Баринов. |