— Не хочу чувствовать себя… связанной, понимаете?
— Как вам будет угодно. — Я пожал плечами и тронулся, осторожно объезжая криво припаркованный “Мустанг” Куракина. — Но я имею намерение доставить ваше сиятельство домой целой и невредимой, так что…
— Почему ты такой зануда?
От неожиданности я едва не въехал в столб. Но нет, мне не почудилось — Гижицкая действительно сказала то, что сказала, и теперь ни в ее позе, ни в движениях не осталось и следа томной и одурманенной возлияниями женщины, которую я наблюдал последние несколько минут. Прежними остались только глаза — такие же сияющие и чуть безумные.
— Думаешь, мне так важно, что ты прячешь? — выпалила она.
— Именно так я и думаю. — Я свернул на проспект. — Ваше сиятельство.
— Прекрати! — Гижицкая потянулась ко мне и обняла руками за шею. — Да мне вообще плевать кто ты такой! Я просто хочу понять — человек или ледяная глыба?
— Что вы…
— Да хватит уже! — выдохнула Гижицкая мне прямо в ухо, едва не прижимаясь губами. — У тебя вообще чувства есть? Любой другой на твоем месте уже слюнями бы изошел, а ты…
Когда ее сиятельство запрыгнула мне на колени, я едва удержал руль — и потом кое-как свернул к тротуару и ткнулся колесами в поребрик. От неожиданности Гижицкая едва не свалилась — но тут же снова набросилась на меня, вцепившись обеими руками в волосы на затылке.
— Да что такое, дурак ты несчастный? — прошипела она. — Мы оба чуть не убились, и я просто хочу почувствовать себя живой. На всю катушку, понимаешь?
Гижицкая чуть откинулась назад, схватила мои руки и положила себе на бедра. Повинуясь уже почти бесконтрольному желанию, я чуть сжал пальцы, и графиня глухо застонала, запрокидывая голову.
План вести себя прилично явно летел ко всем чертям.
— Ты вообще живой?
Гижицкая схватила ворот моей рубашки, разом отрывая несколько пуговиц. Обожгла мое лицо горячим дыханием. Он нее еще немного пахло шампанским, табаком, совсем немного — бензином… И чем-то еще. И с этим чем-то я уже никак не мог — да и не хотел — бороться.
К черту.
— Живой, — ответил я, запуская пальцы в податливые светлые волосы. — А ты — сумасшедшая… Нас могут увидеть.
— Не увидят. — Гижицкая щелкнула пальцами, и стекла в “Астон Мартине” начали стремительно темнеть, наполняя машину густой непроглядной темнотой. — И теперь ты никуда не убежишь.
— Если честно — я и не собираюсь.
— Ну и славно, — прошептала Гижицкая.
И жадно накрыла мои губы своими.
Глава 24
Эта ночь определенно стоило того, чтобы запомнить ее надолго. До дома Гижицкой мы все-таки добрались… примерно через час. По дороге я успел немного остыть, но ее сиятельство еще не в достаточной степени почувствовала себя живой — и потребовала, чтобы я проводил ее сначала до дверей, потом внутрь, потом в будуар, оттуда в ванную комнату…
И только под жаркими струями душа я расслабился окончательно. Нет, какая-то часть до сих пор не до конца верила в происходящее. В смысле — не верила, что хитрющая, вредная и умеющая с легкостью виртуоза крутить мужиками графиня вот так запросто бросится в омут страсти только потому, что какой-то водитель грузовика выехал на дорогу, толком не посмотрев по сторонам.
Потеряла голову, предало собственное тело — это уж точно не про Гижицкую.
И все же. Я не сомневался, что и гонка, и спектакль в кабаке, устроенный для одного-единственного зрителя, для чего-то ей нужны. |