Мэби пошел обратно к огромному валуну, в тени которого была разостлана простыня, — там они оставили одежду и корзинку с едой. Он стащил рубашку и растянулся на простыне. Утреннее солнце не было жарким. Дул легкий ветерок. Мэби закрыл глаза и стал изучать кровавую мглу, просвечивавшую сквозь опущенные веки. Малюсенькие подвижные крапинки были настроены очень бодро. Интересно, какие это шарики— белые или красные? И нет ли среди них Пола Мэби? Или Лоис Барлоу? Или Майка Удомо? А может быть, его тело всего-навсего вместилище какой-то неизвестной формы жизни? А собственно, что такое кровь? Господи, до чего он устал! Ехать от самого Парижа в сидячем вагоне — это вам не шутка. Под конец даже подушки стали казаться кирпичами. До него донеслись их голоса, Мэби нехотя открыл глаза и сел. Оглядел пляж из конца в конец. Только несколько ребятишек в отдалении. И тут он увидел их.

Они шли к нему, взявшись за руки, мокрые и сверкающие на солнце. Темно-коричневый Удомо стал совсем черным, а Лоис так и светилась, отливая золотом и бронзой.

«Любовники», — подумал он. Запечатлеть бы в памяти этот миг, воплотить его в дереве, которое проживет сотни лет, и назвать скульптуру «Любовники». Хорошо бы взять черное дерево и какое-нибудь светлое, золотисто-коричневого тона. Вот только как соединить руки? С этим пришлось бы помучиться.

— Здравствуйте, Пол, — крикнула Лоис.

— Мы ходили на вокзал в пятницу и в субботу, — сказал Удомо.

— Но вы не приехали, — прибавила Лоис, — и мы уже потеряли всякую надежду увидеть вас.

— Итак, по прошествии десяти дней вы все еще влюблены друг в друга?

— Бросьте, Пол! Не надо! День такой чудесный, мы так рады вам… — Ее глаза сияли счастьем.

Удомо энергично растирался полотенцем.

— Ночь в сидячем вагоне хоть кого приведет в уныние. А потом я долго лез на гору только затем, чтобы убедиться, что вас нет дома. Когда вы встаете?

— Вы завтракали? — спросила Лоис и начала распаковывать корзинку.

— Мы, правда, тебя сегодня не ждали, — сказал Удомо. — Ведь мы вечером уезжаем.

— Ни один из вас так и не ответил на мой вопрос.

— На какой вопрос? — спросила Лоис.

— Я спросил: правда ли, что, пробыв вдвоем десять дней, вы все еще влюблены друг в друга?

— Мне показалось, что это был не вопрос, а утверждение.

— Пусть так. Ну и что вы на это скажете?

— Пол, вы не в духе. Съешьте лучше что-нибудь.

Мэби вдруг рассмеялся, но невесело.

— Да, я не в духе. Когда вы выходили из воды, у вас обоих был такой счастливый вид. И я вдруг понял, как я одинок. Извините меня.

— Ах, Пол, — Лоис коснулась щекой его щеки, — не вам это говорить, имея столько приятельниц, да еще таких милых.

— Оставим это. Но серьезно, до чего приятно видеть вас обоих. А теперь я скажу вам, зачем, собственно, я приехал. Я собираюсь подняться вон на ту гору. Возможно, мне больше не представится такой случай. А я очень хочу еще раз взглянуть на деревню.

— На какую деревню? — спросил Удомо.

— Вы ему не рассказывали?

— По-моему, рассказывала, — ответила Лоис. — Разве нет?

— Нет.

Мэби видел нежность, засветившуюся в ее глазах, когда она посмотрела на Удомо, видел и его ответный взгляд. Мэби показал на вершину, торчавшую в самом центре горной цепи.

— Там развалины сарацинской деревни. Она была построена еще до крестовых походов, когда магометане вторглись в Южную Европу и покорили ее.