— Это правда, — медленно сказал Мэби, — но никаких вещественных следов их победы, кроме этих вот выбеленных солнцем развалин, не сохранилось.

— И все же когда-то они победили, — сказал Удомо.

— А что толку от такой победы? — возразила Лоис.

— Она доказывает, что эти люди жили и что они обладали мужеством, — сказал Удомо. — Доказывает, что они были настоящими мужчинами и действовали, как подобает мужчинам.

Мэби посмотрел на Удомо и подумал: здесь он такой же, как все, здесь не чувствуется его внутренней силы. Мэби принялся набивать трубку. Лоис вынимала из рюкзака еду, фрукты и термосы. Никто из них, казалось, не замечал палящего солнца.

— А вот это, — задумчиво сказал Мэби, — результат их действий. Вот эти побелевшие камни. И, может, среди них лежат превратившиеся в белую пыль и гальку человеческие кости и кости животных. Помните, Лоис?

— Вот все, что осталось от былого могущества. Какой же смысл всего этого?

— Смысл тот, что мы живем, Пол, — сказала Лоис, — и участвуем в хороводе жизни.

— Как дети?

— Да, милый. Как дети. Бессмертия нет. Мы живем только раз. Вот почему — мне незачем скрывать это от вас, Пол, — вот почему я решила не отказываться от счастья с Майклом в настоящем. Я хотела бы, чтобы он навсегда остался здесь со мной. Я знаю, мы могли бы быть счастливы, могли бы иметь детей и прожить долгую и счастливую жизнь. По-моему, это и есть настоящая жизнь. В ней я вижу больше правды, больше смысла, чем в вашей мечте об освобождении. Если бы я хоть на секунду поверила, что осуществление вашей мечты может что-то изменить в мире, я никогда не посмела бы сказать ему это. Но я знаю…

Удомо подошел к ней, сел рядом и обнял.

— Это не мечта, — сказал он. — И даже если это мечта, для меня она реальнее того, что ты называешь настоящей жизнью… Я никогда не читал стихов, как ты или Мэби, но я верю, что они прекрасны. Для меня же прекрасна мечта об освобождении моего народа. Прекрасна свобода. Я знаю, вы думаете, что меня ничто не интересует, кроме политики. Но это не политика. Это мой народ, Лоис. И для меня это поэзия.

Лоис высвободилась из его объятий и подошла к парапету.

— А я думаю, что каждый из вас по-своему прав, — сказал Мэби.

Лоис перегнулась через парапет. Далеко внизу расстилалась зеленая земля. Там, где кончалась земля, начиналось море, казавшееся отсюда черным.

«Я совсем потеряла гордость, — думала она, — даже странно».

Мэби перевел взгляд с Лоис на Удомо. «Я ошибся, — подумал он. — Он и здесь кажется больше всех, увереннее всех».

Лоис повернулась и подошла к ним.

— Хорошо, Майкл. Сейчас ты принадлежишь мне. Это наше счастье — счастье сегодняшнего дня. Мое и твое. А когда придет время тебе уходить, я не стану тебя удерживать.

Она села рядом с ним. Он взял ее руку в свою.

— Важно то, что у человека в сердце, — сказал Удомо. — Наступит день, и ты приедешь к нам, ко мне. Если я уйду, это вовсе не будет означать, что я ушел навсегда. Ты приедешь ко мне. Мы же договорились.

— Но вас может постичь неудача, Майкл. Тебя могут убить.

— Неудачи не будет, — сказал Удомо.

— Да, — подтвердил Мэби. — На этот раз неудачи быть не должно.

— И ты можешь измениться, — продолжала Лоис. — А я хочу, чтобы наша любовь осталась неоскверненной, чистой, или пусть не будет никакой.