Она замолчала. Ему хотелось поддержать разговор, но ничего не приходило на ум: она была до того красимая, что он онемел. Он поглядел на ее волосы — и руки сами собой потянулись погладить их. Она поймала его взгляд, и он снопа опустил глаза.

— Как тебе еда?

— Очень вкусная. Это ты готовила?

— Да.

Лия просунула голову в дверь.

— А она красивая, верно, Кзума?

— Очень красивая.

Лия прыснула, и грохнула дверью.

— Выпить хочешь? — спросила Элиза.

— Нет.

Элиза встала, убрала со стола. Кзума следил за ней — в комнате воцарилось молчание.

До них доносились едва слышные звуки пьяного веселья. Время от времени, когда пьяные уж слишком расходились, Лия наводила порядок.

— Помоги мне поставить машинку, мне надо кое-что построчить, — сказала Элиза.

Кзума вскочил, поднял машинку, и острая боль стрельнула в левое плечо.

— Тебе больно? — сказала Элиза.

— Ерунда, — сказал он.

— Дай посмотреть.

— Ничего серьезного.

— Раз так, дай посмотрю.

— Это меня полицейский огрел дубинкой.

— Садись сюда.

Она расстегнула ему рубашку. На левом плече лиловел огромный синяк.

— Надо растереть, — сказала Элиза.

Вынула баночку с мазью, растерла ему плечо. Какие у нее мягкие, нежные пальцы! Кзуме захотелось, чтобы она как можно дольше не отрывала их.

— Ты добрая, — сказал Кзума. — Добрая и красивая.

— А тебе тут одиноко, — усмехнулась она.

Оба снова замолчали, но молчание больше не тяготило их. Как не тяготил и шум, доносившийся со двора. Она протянула ему сигарету, закурила сама, поглядела ему в лицо и фыркнула.

— Ты что, никогда не видел, как женщины курят?

— Видел, только они были белые.

Она вдела нитку, и машинка застрекотала. Ее негромкое жужжание действовало успокаивающе.

— Расскажи мне, откуда ты родом, из какой семьи, — попросила Элиза.

— Мои родные места далеко-далеко, — сказал он. — Там между двумя горами течет река, а уж какая тишина, какой покой. Не то, что здесь. Когда я вспоминаю родные места, меня тянет вернуться туда. Раньше у нас было много скота, а теперь чуть не весь скот пал, и земля стала плохо родить. У меня там отец, а еще брат и сестра. Они моложе меня.

— А мать?

— Она умерла.

— Ты вернешься туда?

— Вернусь.

— А город тебе нравится?

— Пока не разобрался.

— Лии ты пришелся по вкусу. Она только о тебе и говорит.

— Она добрая, но ее не поймешь.

— Она не только добрая, она еще и хорошая.

— А тебе, видно, она тоже нравится. Кем она тебе приходится?

— Она мне тетка, сестра моей матери. После смерти матери она взяла меня к себе, определила в школу, и я выучилась на учительницу. А ты ходил в школу?

— Нет, в наших местах школы не было.

Элиза кончила шить, закрыла машинку футляром.

— Пошли погуляем. Я тебя в такое место отведу, где ты почувствуешь себя совсем как на родине.

И вот позади осталась Малайская слобода, остались толпа, брань, драки, мало-помалу уличный шум стал слабеть, и вскоре они различали лишь смутный гул.

А еще чуть погодя они уже ступали по траве.

— Как здесь тихо! — сказала Элиза.

— Почти как в деревне, — сказал Кзума.