– Адмирал, сейчас это – привилегия ди Ваи, но он не любит суеверия, а Вы никогда не любили делиться. Скажите, после последней перестройки Вы поили «Сокола» своей кровью?

– В день спуска судна на воду я порезала руку, – ответила первая леди Адмиралтейства.

– Умница.

Он снял перстень со знаком ветра и надел ей на палец, замыкая еще одну цепь. Сжал ее руки в своих. В последний раз окинул палубу, взбесившееся ночное море, людей.

Не больше минуты. Шестьдесят секунд, в которые нужно успеть прожить целую жизнь.

Магистр воздуха закрыл глаза и начал медленный речитатив. Линии, начертанные на дереве, перстень под их ладонями, корабль под их ногами.

Ветер.

Заклинания рванулись к жизни, как цветы, тянущиеся к свету. Таш гортанно вскрикнула, ощутив себя единым целым с кораблем, зашаталась под ударами стихии. Воздух запел, сияя опасным, безумным, ослепительно прекрасным буйством магии. Тэйон сжал руки, поддерживая падающую женщину и чувствуя, как не поддается, не выдерживая нагрузки, его сознание. Как распадаются, рассыпаются жемчужным ожерельем символы заклинаний, как вырываются из‑под власти уже начавшие сплетаться ветры. То, что еще недавно казалось естественным и простым, вдруг стало безумно сложным, его разум не слушался, он не удержит, не удержит, не удержит...

Это было мгновение вечности, краткое мгновение абсолютной тишины и абсолютной откровенности в сердце бушующей бури. Глупый смертный, он пытался овладеть тем, что смертным не дано. Теперь, на пороге смерти, можно было признать очевидное – сколь многого он ни достиг, ему всегда будет мало. Признать – и принять. И продолжить в том же духе.

Это сомнительная честь – быть человеком, и относиться к ней следовало скептически. Но ничем другим маг быть не умел, а переучиваться, похоже, уже поздно.

Тэйон видел себя, видел хрупкое человеческое сознание, его смешные попытки набросить узду на дикие порывы первозданных стихий. Видел страх и звериную надежду в разумах окружавших его людей.

И яростное, захлебывающееся беззвучным криком стремление к небу,  сжигающее бьющееся у него в руках существо. Истинное желание, рядом с которым его собственная жажда власти, или силы, или жизни блекли, как пастельный набросок дождя рядом с бушующим штормом.

Спокойствие и хмельное вдохновение пришли вместе с новой, измененной схемой заклинания. С хладнокровным изяществом Тэйон вер Алория связал в неразрывное целое корабль, названный «Соколом», сознание бескрылой шарсу и дикую силу воздушной стихии.

И на один ослепительный, обжигающий, точно истина, миг он увидел, как разум лишенной магии женщины поймал ветер.  И ярость неизбывного, невозможного желания сделала ее равной по силе совоокой богине. На миг. На один лишь миг.

Но сколько еще нам нужно?

Грохот. Треск дерева. Крики ужаса.

И – крики изумления.

Старый, побитый, но так и не утративший спеси «Сокол» величественно поднялся над затягивающими его волнами. Сначала медленно, а затем все увереннее, все быстрее набирал высоту, поднимаясь к расцвеченному луной небу. Люди бросились к бортам, в тихом, потрясенном молчании наблюдая, как все стремительнее закручивается во тьме воронка водоворота. Бессильная. Бесполезная. Но все равно пробирающая до костей ужасом.

– Стихии, – повторял вцепившийся побелевшими пальцами в какой‑то канат огненный маг. – Стихии. Стихии...

Корабль царственно развернулся на север. В спину дышал теплый южный ветер, несущий дожди, бури и весну. Далеко впереди ждал город, над которым, должно быть, все еще взмывали в воздух причудливые свечи магических фейерверков и плыли, подобно редким духам, музыкальные чары. «Сокол» летел, разделяя собой безумную ночь и зарождающийся на востоке рассвет.