— Отпусти! — пискнул незнакомец. — Не то убью… Конан расхохотался.

— Сначала я отрежу тебе уши, приятель. А потом ты убьешь меня. Если у тебя получится.

Он вскочил и, взяв толстяка за шиворот, поволок его к выходу.

Косые струи дождя, холодные, колючие, обрушились на Конана и его пленника сразу за порогом. Черное небо то и дело прорезали яркие изломанные стрелы молний. В их свете все вокруг казалось чем-то нереальным — и лес, и череда скалистых гор, и покосившиеся домишки деревни — словно другой мир, сотворенный Сетом для вдохновления демонов на черные дела.

Не обращая внимания на дождь, киммериец прислонил пленника к стене дома и, приставив к его горлу клинок, грозно спросил:

— Кто такой?

— Нэго.

— Кто такой? — Конан встряхнул толстяка так, что тот чуть не испустил дух от страха.

— Колдун. Обычный колдун. Отпусти меня.

— Это ты разводишь тут вонючие цветы?

— Я! Прекраснейшие, великолепнейшие орхидеи!

— Ну-ка, пойдем в твою нору. Там поговорим.

И киммериец потащил пленника к обнаруженному им сегодня убежищу колдуна.

— О! — горько воскликнул Нэго, увидев, как уверенно варвар нащупал на земле кольцо и дернул.

Дверь открылась. Втолкнув толстяка внутрь, Конан вошел следом и замер: на полке рядом с черным блестящим камнем лежал Хольд. Глаза его были закрыты, голова свесилась набок как у мертвеца, руки плетьми бессильно лежали вдоль тела.

Зарычав, киммериец схватил колдуна за горло и сдавил. Нэго булькнул, лицо его налилось кровью, маленькие глазки вылезли из орбит — толстяк затрепыхался из последних сил, но Конан держал крепко. Когда колдун одной ногой уже стоял на Серых Равнинах, варвар отшвырнул его к стене.

— Что ты сделал с парнем, подонок?

Нэго замотал головой, толстым коротким пальцем указывая на свое горло.

— Не можешь говорить? — зарычал Конан, делая шаг к колдуну.

В страхе толстяк засучил ногами, отодвигаясь подальше от невоспитанного гостя, но тот протянул к нему длинную руку и через мгновение Нэго уже болтался в воздухе, жалобно пища.

— Пищать ты можешь, — процедил варвар сквозь зубы. — Значит, сейчас и заговоришь…

Он легонько щелкнул колдуна по лбу и отпустил его. Толстый Нэго с грохотом свалился на пол и закатил глаза, намереваясь изобразить труп, но вовремя передумал.

— Ничего с твоим другом не случилось, — спокойно сказал он, косясь на Конана. — Жив и здоров.

— Сядь и расскажи все толком, — приказал киммериец, усаживаясь на табурет.

— Он сидел на бревне у дома, я подошел, он упал.

— Я сказал «толком». Лучше не пытайся морочить меня, толстый, а то я распорю тебе брюхо.

— Он сидел на бревне у дома. Я подкрался к нему незаметно, как пантера во время охоты, и коснулся руки твоего друга кончиком моей чудеснейшей, прекраснейшей, великолепнейшей…

— Вонючей орхидеи. Дальше.

— Он упал. И я понес его сюда. Это было совсем нелегко. Хоть он и худенький мальчик, а весу в нем не меньше, чем в жирном трехлетнем баране. Я почти надорвался.

— Никто не просил тебя его трогать.