Нижнее белье и прочие вещи из дорожного саквояжа, после того, как их трогали чужие руки — копались! — хотелось выбросить.

Вчера в Чудове со мной случился всего-навсего досадный инцидент, и все, к счастью, разрешилось, но отчего-то при воспоминаниях становилось неприятно, а во рту появлялся противный вкус. Как говорил один мой знакомый — «словно говна наелся». Подумалось — а как же скверно приходится людям, попавшим в полицию по надуманному поводу или вообще по нелепой случайности? И нет у них за спиной ни чина и ни грозного папочки?

Так что, сыночку вице-губернатора полезно почувствовать на своей шкуре — каково оно, быть простым смертным в руках мелкого человечка, вообразившего себя всемогущим начальником.

— Ничего страшного, потом отосплюсь, — улыбнулся я, пытаясь, по примеру отца, «зарезать» яйцо, стоявшее передо мной. (Чуть не написал — мое собственное, но согласитесь, получится двусмысленно.) Почему-то так ловко не получилось, отвык, наверное. Или — а это ближе к истине, попросту не умел. Яйца, вареные всмятку, в прежние времена попросту колотил ложечкой, выбирал скорлупу руками, а уже потом ел.

Завтрак, единственная возможность собраться в узком семейном кругу (слуги не в счет), поговорить о жизненно необходимом. В обед родители куда-то уедут, кто-то их пригласил, а на ужин к нам в дом должны зайти некие люди. Не то подчиненные батюшки, не то важные или влиятельные лица.

— Не заметил, что Иван исхудал, — хохотнул отец. — Вон, у него пузо, скоро как у меня будет и шея в воротничок не влезает.

Пожалуй, отчасти Чернавский-старший прав. Наталья Никифоровна кормила меня на убой, с ее кухней трудно быть худощавым. Пузо, разумеется, пока никуда не лезет, но пора подумывать о физкультуре.

— Оленька, я почему из-за университета переживаю, так потому, что пора решать — с кем мне списаться, продумать — где у меня знакомые есть? И на заутреню я Ивана не просто так поднял. Сегодня губернатор на службе был, посмотрел, каков у его помощника сын.

— А то он не знает? — с иронией спросила матушка.

— Конечно знает, — хмыкнул папаша, отодвинув скорлупу и переходя к ветчине. — Но когда Александр Николаевич Ивана в последний раз видел? Лет пять назад, когда тот в гимназию ходил. Но кто наш сын тогда был? Ванька, а что с Ваньки взять? Теперь Его Высокопревосходительство на Ивана Александровича поглядел, своими глазами увидел, за кого ему в Московском университете хлопотать придется.

— Батюшка, а ты уже все за меня решил? — удивленно спросил я. — А чего тогда спрашивал, какой университет выбрал?

— Не то, чтобы решил, но мы с господином губернатором как-то сели, поговорили. Разумеется — и о тебе речь зашла, чисто случайно, а тут он вспомнил, что у него в Московском университете хороший приятель имеется — господин Легонин Виктор Алексеевич. Тебе фамилия о чем-нибудь говорит?

— Легонин? — пожал я плечами. — Ни о чем.

— А должна бы говорить, — укоризненно покачал головой отец. — Легонин — он, вообще-то медик, доктор медицины. В Крымскую войну, как из университета выпустился, в Севастополе лекарем был.

В Крымскую войну студентов-медиков выпускали по ускоренной программе, без экзаменов и отправляли в действующую армию.

Чернавский-старший вздохнул. Видимо, вспомнил, как хотел бежать воевать после смерти отца.

— Саша, Ваня не на врача собирается поступать, а на юриста, — возмутилась матушка.

— Оленька, ты дослушай вначале, потом ворчи, — невозмутимо сказал отец. — Господин Легонин он профессор кафедры судебной медицины Московского университета, но самое главное — декан юридического факультета, член правления университета.