Нет, это уж слишком!
"Так вот почему, - решила г-жа Бовари, - он весь сияет, когда
отправляется к ней, вот почему он надевает новый жилет, не боясь попасть
под дождь! Ах, эта женщина! Ах, эта женщина!.."
И она ее инстинктивно возненавидела. Сначала она тешила душу намеками -
Шарль не понимал их; потом, будто ненароком, делала какое-нибудь
замечание, - из боязни скандала Шарль пропускал его мимо ушей, - а в конце
концов стала учинять вылазки, которые Шарль не знал, как отбить. Зачем он
продолжает ездить в Берто, раз г-н Руо выздоровел, а денег ему там до сих
пор не заплатили? Ну да, конечно, там есть "одна особа", - она
рукодельница, востра на язык, сходит за умную. Он этаких любит, ему
городские барышни нравятся!
- Но какая же дочка Руо - барышня? - возмущалась г-жа Бовари. - Хороша
барышня, нечего сказать! Дед ее был пастух, а какой-то их родственник чуть
не угодил под суд за то, что повздорил с кем-то и полез в драку. Зря она
уж так важничает, по воскресеньям к обедне ходит в шелковом платье,
подумаешь - графиня! Для бедного старика это чистое разоренье; ему еще
повезло, что в прошлом году хорошо уродилась репа, а то бы ему нипочем не
выплатить недоимки!
Шарлю эти разговоры опостылели, и он перестал ездить в Берто. После
долгих рыданий и поцелуев Элоиза в порыве страсти вынудила его поклясться
на молитвеннике, что он больше туда не поедет. Итак, он покорился, но
смелое влечение бунтовало в нем против его раболепствования, и, наивно
обманывая самого себя, он пришел к выводу, что запрет видеть Эмму дает ему
право любить ее. К тому же вдова была костлява, зубаста, зимой и летом
носила короткую черную шаль, кончики которой висели у нее между лопатками;
свой скелет она, как в чехол, упрятывала в платья, до того короткие, что
из-под них торчали лодыжки в серых чулках, поверх которых крест-накрест
были повязаны тесемки от ее огромных туфель.
К Шарлю изредка приезжала мать, спустя несколько дней она уже начинала
плясать под дудку снохи, и они вдвоем, как две пилы, принимались пилить
его и приставать к нему с советами и замечаниями. Напрасно он так много
ест! Зачем подносить стаканчик всем, кто бы ни пришел? Это он только из
упрямства не надевает фланелевого белья.
Но вот в начале весны энгувильский нотариус, которому вдова Дюбюк
доверила свое состояние, дал тягу, захватив с собой всю наличность,
хранившуюся у него в конторе. Правда, у Элоизы еще оставался, помимо шести
тысяч франков, которые она вложила в корабль, дом на улице Святого
Франциска, но, собственно, на хозяйстве супругов ее сказочное богатство, о
котором было столько разговоров, никак не отразилось, если не считать
кое-какой мебели да тряпья. Потребовалось внести в это дело полную
ясность. Дьеппский дом был заложен и перезаложен; какую сумму она хранила
у нотариуса - одному богу было известно, а доля ее участия в прибылях от
корабля не превышала тысячи экю. |