Через два дня после свадьбы молодые уехали - Шарль не мог дольше
оставаться в Берто из-за пациентов. Папаша Руо дал им свою повозку и
проводил их до Басонвиля. Там он в последний раз поцеловал дочь, потом
слез с повозки и пошел домой. Отойдя шагов на сто, он обернулся и, глядя,
как крутятся по дорожной пыли колеса удаляющейся повозки, тяжело вздохнул.
Он вспомнил былое, вспомнил свою свадьбу, первую беременность жены; он
тоже был весел в тот день, когда она сидела сзади него верхом на коне,
бежавшем рысью по белому-белому полю, - ведь это было незадолго до
Рождества, и снег уже выпал; одною рукой она держалась за мужа, а в другой
у нее была корзинка; ветер трепал длинные концы ее кошского кружевного
чепчика, они закрывали ей рот, и, оборачиваясь, он видел, что к его плечу
вплотную прижимается ее улыбающееся розовое личико, выглядывающее из-под
золотого ободка чепца. Время от времени она грела пальцы у него за
пазухой. Как все это было давно! Теперь их сыну исполнилось бы уже
тридцать лет! Старик еще раз оглянулся, но повозка скрылась из виду. И тут
у него в душе стало пусто, как в доме, откуда вынесли все вещи. В его
голове, которую затуманили винные пары, трогательные воспоминания мешались
с мрачными мыслями, и его вдруг потянуло к церкви. Но, боясь, как бы ему
там не стало еще тоскливее, он зашагал прямо домой.
Господин и госпожа Бовари приехали в Тост к шести часам. Соседи
бросились к окнам поглядеть на молодую докторшу.
Старая служанка поздоровалась со своей повой госпожой, поздравила ее,
извинилась, что обед еще не готов, и предложила пока что осмотреть дом.
5
Дом своим кирпичным фасадом выходил прямо на улицу или, вернее, на
дорогу. За дверью висели плащ с низким воротником, уздечка и черная
кожаная фуражка, а в углу валялась пара штиблет, на которых уже успела
засохнуть грязь. Направо дверь вела в залу, то есть в комнату, где обедали
и сидели по вечерам. Канареечного цвета обои с выцветшим бордюром в виде
гирлянды цветов дрожали на плохо натянутой холщовой подкладке; на окнах
висели цеплявшиеся одна за другую белые коленкоровые занавески с красной
каемкой, а на узкой каминной полочке, между двумя накладного серебра
подсвечниками с овальными абажурами, поблескивали часы с головой
Гиппократа. В противоположном конце коридора была дверь в кабинет Шарля -
каморку шагов в шесть шириной, - там стоял стол, три стула и рабочее
кресло. Тома Медицинской энциклопедии, хотя и неразрезанные, по после
многочисленных перепродаж успевшие основательно поистрепаться, занимали
почти целиком шесть полок елового книжного шкафа. Больные, сидя здесь на
приеме, дышали кухонным чадом, проникавшим сквозь стену, зато в кухне было
слышно, как они кашляют и во всех подробностях рассказывают о своих
болезнях. За кабинетом находилась нежилая комната, окнами во двор, на
конюшню, заменявшая теперь и дровяной сарай, и подвал, и кладовую, - там
валялись железный лом, пустые бочонки, пришедшие в негодность садовые
инструменты и много всякой другой пыльной рухляди, неизвестно для чего в
свое время предназначавшейся. |