За кабинетом находилась нежилая комната, окнами во двор, на
конюшню, заменявшая теперь и дровяной сарай, и подвал, и кладовую, - там
валялись железный лом, пустые бочонки, пришедшие в негодность садовые
инструменты и много всякой другой пыльной рухляди, неизвестно для чего в
свое время предназначавшейся.
Неширокий, но длинный сад тянулся меж двух глинобитных стен, не видных
за рядами абрикосовых деревьев, и упирался в живую изгородь из кустов
терновника, а дальше уже начинались поля. Посреди сада на каменном
постаменте высились солнечные часы из аспидного сланца; четыре клумбы
чахлого шиповника симметрично окружали грядку полезных насаждений. В
глубине, под пихтами, читал молитвенник гипсовый священник.
Эмма поднялась на второй этаж. В первой комнате никакой обстановки по
было, а во второй, где помещалась спальня супругов, стояла в алькове
кровать красного дерева под красным пологом. На комоде привлекала внимание
коробочка, отделанная ракушками; у окна на секретере стоял в графине букет
флердоранжа, перевязанный белою атласною лентою. То был букет новобрачной,
букет первой жены! Взгляд Эммы остановился на нем. Шарль это заметил и,
взяв букет, понес его на чердак, а молодая, в ожидании, пока расставят тут
же, при ней, ее вещи, села в кресло и, вспомнив о своем свадебном букете,
лежавшем в картонке, задала себе вопрос, какая участь постигнет ее
флердоранж, если вдруг умрет иона.
С первых же дней Эмма начала вводить новшества. Сняла с подсвечников
абажуры, оклеила комнаты новыми обоями, заново покрасила лестницу, в саду
вокруг солнечных часов поставила скамейки и даже расспрашивала, как
устроить бассейн с фонтаном и рыбками. Наконец супруг, зная, что она любит
кататься, купил по случаю двухместный шарабанчик, который благодаря новым
фонарям и крыльям из простроченной кожи мог сойти и за тильбюри.
Словом, Шарль наслаждался безоблачным счастьем. Обед вдвоем, вечерняя
прогулка по большаку, движение, каким его жена поправляла прическу, ее
соломенная шляпка, висевшая на оконной задвижке, и множество других
мелочей, прелесть которых прежде была ему незнакома, представляли для него
неиссякаемый источник блаженства. Утром, лежа с Эммой в постели, он
смотрел, как солнечный луч золотит пушок на ее бледно-розовых щеках,
полуприкрытых оборками чепца. На таком близком расстоянии, особенно когда
она, просыпаясь, то приподнимала, то опускала веки, глаза ее казались еще,
больше; черные в тени, темно-синие при ярком свете, они как бы состояли из
расположенных в определенной последовательности цветовых слоев, густых в
глубине и все светлевших по мере приближения к белку. Глаз Шарля тонул в
этих-пучинах, - Шарль видел там уменьшенного самого себя, только до
плечей, в фуляровом платке на голове и в сорочке с расстегнутым воротом.
Он вставал. Она подходила к окну и смотрела, как он уезжает. Она
облокачивалась на подоконник, между двумя горшками с геранью, и пеньюар
свободно облегал ее стан. |