Совершенно так же, как это происходило всегда, всю его жизнь.

Но, дыша полной грудью, он ни на мгновение не усомнился в том, что невероятный факт отсутствия дыхания действительно был, а не приснился ему.

Это было! Он помнил об этом совершенно отчетливо. Когда чувство наслаждения, доставляемое дыханием, несколько притупилось, потеряло остроту, он заметил, что в его положении произошла перемена, пока он спал. Голова лежала теперь на мягкой по душке. Он хорошо помнил, что нога, рука и шея были забинтованы Теперь этого не было. Раньше он лежал обнаженным, теперь был покрыт одеялом или другим каким‑то покрывалом, поверх которого лежали его руки.

Впервые он обратил внимание на то, что в помещении, где он находился, было очень тепло. Что‑то похожее на лучи Солнца согревало его сверху – это он ясно почувствовал.

Лежать было удобно. Мягкая, упругая постель поддерживала его так равномерно, что почти не ощущалась тяжесть тела. Точно лежал он на поверхности воды.

Все эти перемены, по‑видимому, связанные с тем, что он окончательно пришел в сознание, успокоили его. Больше он ничего не боялся и решил терпеливо ждать, пока кто‑нибудь придет.

Кругом было безмолвно. Ни один, даже самый слабый звук не нарушал тишины, и он ясно слышал биение собственного сердца.

Так проходили часы, дни, недели, месяцы. Он не замечал времени. Как и раньше, оно не существовало для него. Обычно он находился в глубоком сне. Просыпаясь, неподвижно лежал с закрытыми глазами и думал.

Его мысли были теперь настолько ясны, что он мог в подробностях вспоминать различные обстоятельства, при которых впер вые потерял сознание, и пытался уяснить себе, где он находится.

Однажды он подумал, что по запаху можно определить, дома он или в больнице, но воздух был очень чист, и никакого запаха он не почувствовал.

И ни разу он не слышал больше звуков.

Часы бодрствования проходили в состоянии беспомощной неподвижности. Он не смог бы определить, сколько времени провел в полном одиночестве, предоставленный своим беспокойным мыслям.

Одно было несомненно – времени прошло очень много.

Сон его всегда был настолько глубок, что он ни разу не слышал как входили люди, как с его неподвижным телом производили различные процедуры. Ни разу он не проснулся при этом.

Но с каждым днем он чувствовал себя вес лучше и лучше. Если бы не тягостная неподвижность, он мог бы считать, что совершенно здоров, более здоров, чем когда‑либо раньше. Его тело, ощутимо для него, наливалось жизнью, энергией и силой.

И вот однажды, когда навязчивый вопрос: “Где же я нахожусь?” – с особой силой завладел его мыслями, а ответа, как и прежде, нельзя было получить, он почувствовал сильное раздражение, стал делать отчаянные усилия, чтобы пошевелиться, и внезапно, совершенно неожиданно… открыл глаза.

В первое мгновение он даже не осознал, что случилось, но в следующее понял…

Ничего увидеть он не успел – свет причинил ему боль, но одно сознание, что он может видеть, может по своему желанию открывать и закрывать глаза, было для него, так долго лежавшего в полной темноте, большим облегчением и радостью.

“Наконец‑то!” – подумал он.

Подождав несколько минут, чтобы успокоиться, он медленно и осторожно раздвинул веки.

Это удалось так легко, словно и не было бесчисленных бесплодных попыток.

Сначала свет показался слишком ярким, но он заставил себя долго смотреть сквозь узкую щелочку, через которую ничего нельзя было рассмотреть. Когда глаза немного привыкли, он раздвинул веки чуть больше.