Но он помнил только самый факт звука, а не его характер Было ли это скрипом двери, человеческим голосом или стуком от падения какого‑нибудь предмета, он не знал.

Долгое время никакие другие впечатления не затрагивали его Но воспоминание о звуке не изгладилось, и каждый раз, приходя в сознание, он вспоминал о нем.

Раз пробудившаяся способность связного мышления медленно, но неуклонно усиливалась. Задержанное памятью воспоминание тревожило мозг, заставляло мысль работать интенсивнее. И настало, наконец, время, когда он попытался вспомнить, какой именно звук он тогда слышал.

Бесплодность этой попытки вызвала слабое чувство раздражения.

Но его мозг как будто только и ждал этого. Сознание сразу сделало резкий скачок.

И так же резко усилилось восприятие ощущений. Он внезапно понял, что у него, кроме головы, есть руки и ноги, что он лежит и что его глаза закрыты.

Ему захотелось (не сразу, спустя долгое время) открыть их, но он не смог этого сделать. Попытка поднять веки причинила ему боль.

Но и болезненное ощущение немедленно послужило толчком к еще большему пробуждению его чувств.

Спустя еще некоторое время он попытался пошевелить рукой. но и это ему не удалось.

Так повторялось много раз.

Незаметно для него месяц шел за месяцем.

Со стороны он казался мертвым. Чуть теплившаяся глубоко внутри жизнь ничем не проявлялась внешне. Но, невидимо дл тех, кто мог находиться рядом, хотя и крайне медленно, жизнь настойчиво пробуждалась.

И однажды после очередной неудачной попытки пошевелиться он подумал: “Что со мной происходит?”.

Ему казалось, что теперь он окончательно проснулся. Но это совсем не так. Он не замечал длительных периодов беспамятства, в которые часто впадал. Его мысль возобновляла работу с того места, на котором прерывалась, и он, не замечая этого, считал, что думает непрерывно.

Когда он окончательно убедился, что не может пошевелиться, его охватило смутное чувство страха.

Он ясно понял свое положение – тело не подчинялось его воле.

“Что же это такое? – уже вполне отчетливо думал он. – Полный паралич или последние ощущения перед смертью?”

Но он понимал, что его мысли становятся вес яснее и яснее с каждой минутой. (Он воспринимал как минуты очень большие промежутки времени.) Если бы приближалась смерть, должно было бы происходить наоборот. Значит, это паралич! Парализовано все тело. У него остались только способность мыслить и слух. Звук, вернувший ему ощущение жизни, запомнился так хорошо, как будто раздался секунду назад, но все лес он не мог вспомнить характер этого звука.

Все время “бодрствования” он прислушивался, стараясь уловить хоть малейший шорох, но его окружала абсолютная тишина. И теперь он был уверен, что правильно понимает то, что говорил его мозгу орган слуха.

Сейчас кругом тихо, но какой‑то звук был! В этом не было никакого сомнения.

Все же однажды он подумал: “Может быть, мне только показалось, что я что‑то слышал?”.

И новый, более сильный страх охватил его. Звук – это была жизнь, доказательство существования чего‑то вокруг него. Отсутствие звука – полное одиночество!

“Может быть, я в гробу, лежу в могиле, похороненный заживо!”

Страх стал еще сильнее, и, как результат этого – новое усиление деятельности его мозга.

Сам не сознавая благодетельного процесса, он своими страхами, тревогами и смутными волнениями помогал мозгу просыпаться вес больше и больше.

Его мысль работала теперь почти отчетливо и ясно. Но по‑прежнему он часто впадал в длительное беспамятство, не замечая этого.

***

Однажды он вновь услышал какие‑то звуки.

Ему захотелось задержать дыхание, чтобы слышать их лучше…

И тут… он внезапно понял, что не дышит  .

Сначала он не поверил себе, но вскоре убедился, что дыхания у него действительно нет.