— Не смей вмешиваться, мама! Я разговариваю со своей дочерью!

— Много ты раньше помьятала, шо у тебя дочка есть! — гаркнула бабка… набрала полную грудь воздуха, кажется, собираясь разразиться очередной речью… поглядела на бледную Ирку… и шумно выдохнула. — Жилец у нас був… — выдавливая каждое слово с усилием, как остатки пасты из самого «хвоста» тюбика, процедила она. — З глузду зъихав, та порубав тут усе… Ось и маемо! — Взмахом руки она очертила разгромленную комнату. — З квартиры он теж вже зъихав… — торопливо добавила бабка.

— Вот! Вот! За девочкой гоняется маньяк, а ты… ты… — Мама указала на бабку пальцем. — Еще смеешь в чем-то обвинять меня! — По щекам ее покатились слезы, и она кинулась вон из комнаты — прямо в объятия мужа.

— Девочка живет в ужасных условиях… Нет комнаты… Нет одежды… Ничего нет! — по-немецки кричала она, всхлипывая и тычась лицом в отвороты мужниной домашней куртки, как недавно сама Ирка тыкалась в мамин халат. — А эта… эта… — поворачивая залитое слезами лицо к бабке и полосуя ее ненавидящим взглядом, выпалила мама. — Еще смеет меня обвинять!

Ирка быстро покосилась на бабку — хорошо, что та маму не понимает. Ирка и сама могла пройтись на бабкин счет — если слов хватало! Все знают, ее бабка — это что-то! Но сейчас ей стало неприятно. И… до слез жалко маму. Как отчаянно она чувствует себя виноватой перед Иркой, если вот так, изо всех сил ищет возможности избавиться от вины, уменьшить боль в душе, что даже на справедливость ее не хватает!

— Дорогая, успокойся! — вытирая катящиеся по щекам жены слезы, бормотал Тео.

— Ты не понимаешь! Она… всегда надо мной издевалась! Лишала меня всего, всего! А теперь то же самое делает с моей дочерью…

— Хватит, дорогая! — голос кругленького добродушного Тео неожиданно громыхнул металлом так, что Ирка невольно дернулась и поглядела на него изумленно. — Твоя мать делала для внучки, что могла… и как умела! И требовать от нее большего… — Тео повел круглым плечом. — А если девочке что-то нужно… Возьми кредитку и купи!

— Но… Дорогой… — Мама прижала руки к груди, и даже слезы у нее на глазах враз высохли. — Ты же всегда говорил, нам следует экономить… Избегать ненужных трат!

— Ненужные траты — это ненужные траты, а нужные траты — это нужные! — решительно жестикулируя трубкой, выпалил Тео. — Только не выбрасывай чеки, дорогая! Нам следует контролировать наш семейный бюджет! — Он решительно сунул трубку в рот и прикусил зубами чубук, точно хотел перегрызть его пополам.

Ирка почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Мама вернулась и… неужели этот кругленький забавный дядька станет для нее настоящим отцом — не занятый своими божественно-собачьими делами крылатый пес Симаргл, застрявший в каменном бублике своего алтаря, а настоящий, нормальный, живой, заботливый отец? Как у Таньки и Богдана? Чтоб ходил с ней в кино и встречал, если она возвращается поздно, и… Да ладно, пусть хоть просто футбол по телику смотрит — лишь бы замечал Ирку, лишь бы она не была для него пустым местом!

Ирка лежала на широком раскладном диване в гостиной — о том, чтоб спать в ее выстуженной комнате, не могло быть и речи. На другой половине дивана пристроилась бабка и раздраженно щелкала пультом от телевизора, перебирая программы и не останавливаясь ни на одной. Из бабкиной комнаты слышалось хлопанье шкафов, скрип кроватной пружины и немецкая речь: плачущий голос мамы и успокаивающий Тео.