— Хватит читать, мулла-ага, — сказал Тедженец. — У меня нет желания слушать дальше.

— Проклятье их роду, — заверещал побледневший мулла. — Они ещё не знают силу Хива-хана!

— Идите, мулла, спасибо за помощь, — поблагодарил Тедженец, чувствуя, что его шеи коснулся нож и сейчас перережет её. И едва мулла вышел из мазанки, Тедженец позвал онбаши Курта.

— Братец, — уважительно произнёс Тедженец, — ты привёз страшную весть. Сейчас мулла пошёл в сторону крепости. Иди подстереги его и убей: он унёс тайну этого письма…

Онбаши насупился, ощупал ножны и быстро удалился. Утром муллу нашли зарезанным, а Тедженец велел джигитам садиться на коней. Он спешил к Худояр-бию и благодарил судьбу: «Как хорошо, что нашёлся один учёный человек! Не будь его, я передал бы письмо, не читая, и потерял бы голову». Через несколько дней, вернувшись в Хиву, Тедженец пришёл к Худояру и доложил:

— Мы послали к ним человека и ждали сорок дней. На сорок первый день наш человек вернулся с пустыми руками. Иомуды не приняли его и не пожелали с ним говорить.

— Где тот человек, который ездил к ним? — рассвирепел Худояр. — Приведите его ко мне.

— Сердар, этот человек, боясь гнева его величества, бежал от нас.

Глаза Худояра налились кровью, руки сжались в кулаки. Но нет, Тедженец слишком хорошо знал своего сердара: он не пойдёт с пустыми руками к хану, ибо знает, что и ему несдобровать. Подумав, Худояр-бий сказал:

— Будем считать, юзбаши, что ваш посланец убит иомудами.

— Да, сердар, это могло произойти.

Худояр-бий больше не стал выспрашивать Тедженца — не до этого было. Юзбаши, входившие в его подчинение, сидели на корточках у двери и терпеливо ждали, когда он позовёт их. Каждому в отдельности он давал распоряжение: одному ехать в одну сторону, другому — в другую, но все должны были поднимать, ополчать, вооружать хивинцев-дехкан против неверных русских, которые, по последним сведениям, выступили из Оренбурга и продвигаются к Хиве. Тед-женцу Худояр-бий велел держать свою сотню наготове и ждать его распоряжения.

От Худояра юзбаши поехал к соботу послушать новости. Здесь, в крытом базаре с его муравьиными разветвлениями, где не менее трёх сотен лавок, мастерских, кузниц и прочих вместилищ, можно было услышать всё, что угодно. Едва Тедженец сел на скамеечку сапожника, как сразу же услышал:

— Говорят, дорогой юзбаши, не сегодня-завтра на войну отправляетесь? Урусы, если верить слухам, уже двинулись сюда четырьмя отрядами, в каждом по тысяче казаков…

В другом месте на потёртом коврике брадобрея под острой бритвой шли толки, что Аллакули-хан, дабы не отдать Хиву на разорение, хочет вернуть Перовскому всех пленных. Брадобрей сокрушался: зачем беспокоить невольников — ведь они почти все приняли мусульманскую веру…

В чайхане, где Тедженец сел, чтобы «очистить» палочку шашлыка и запить бузой, шли самые несуразные разговоры о том, что англичане дадут Хива-хану для войны слонов, взятых у индийского раджи; о том, что урусы запросили большой выкуп за голову Бека-Черкаса, отрубленную в Хиве сто лет назад… Тедженец услышал многое, но понял лишь одно: война надвигается, и скоро придётся идти в поход.

Дальнейшие события развивались с невероятной стремительностью. Через день во дворец хана приехали лазутчики из кайсакской степи и донесли: урусы перешагнули Эмбу и приближаются к Чинку. Передовые отряды урусов замечены у озера Чочка-кель.