Передовые отряды урусов замечены у озера Чочка-кель. И тогда опять в Хиве, как в былые дни, когда ханское войско собиралось в поход, затрубили карнаи и на главный мейдан ко дворцу со всех сторон стали съезжаться конные сотни.
ПО ТУ СТОРОНУ ЧИНКА
Войско под предводительством Атамурада-кушбеги разрозненными отрядами входило в кишлаки, пополнялось всадниками. Увеличивался и тяжелел обоз из множества навьюченных верблюдов и гружённых большеколесных арб. Ханские нукеры присоединяли всех, кто имел коня и мог сидеть в седле, забирали всё, что могло пригодиться в длительном походе. Пока ещё не торопясь, с остановками в пять-шесть дней, хивинцы прошли Куня-Ургенч, Мулла-Турум и Тайлы. Затем был утомительный переход по диким необжитым местам, где царствовали болотные птицы и комары. В конце концов достигли поселения Яман-Минг-йылкы. Здесь кушбеги повелел оставить верблюдов с кладью и арбы. Воины запаслись в дорогу самым необходимым: набили торбы чуреком и жареным мясом — кавурмой. Впереди лежал Чинк, или, как именовали его урусы, Усть Урт — плоскогорье, через которое шли все дороги и тропы из России в Хиву.
Боевая сотня Тедженца ехала впереди, рядом со свитой Худояр-бия. Сердар полагался на туркмен более чем на кого-либо: они были храбры и исполнительны. К тому же тедженцы восседали на красавцах-скакунах ахалтекинской породы. В быстроте им уступали приземистые кайсакские лошадёнки. Сердар гордился текинской сотней и, конечно, рассчитывал, как только покажутся впереди русские казаки, послать её в бой.
Продвигаясь на север, войско незаметно поднималось всё выше и выше. С плоских высот Чинка уже хорошо проглядывались неохватные просторы кайсакских степей. Чуть приметно в синем небе вился дымок оставшегося позади селения и, словно осколки разбитого зеркальца, сверкали на солнце небольшие степные озёра. Там, внизу, было ещё тепло, а здесь бил в лицо холодный ветер с каменной крошкой. Здесь впервые Тедженец забеспокоился, что наступает зима и каждый новый день будет всё холоднее и холоднее. Ночью остановились в небольшой разрушенной крепости. Жилые постройки из камня давно были брошены людьми. На стенах сохранились лишь следы дыма. Видимо, здесь нередко останавливались купеческие караваны по пути в Хорезм и обратно: люди разжигали костры прямо в заброшенных комнатах. Посреди крепостного двора виднелся колодец. В нём хивинцы нашли хорошую, малосолёную воду и принялись наполнять баклажки и поить из кожаных вёдер лошадей. Стены крепости к тому же защищали от холодного северного ветра — это немного радовало воинов. Радость, однако, была преждевременной. Чем глубже люди погружались в ночь, тем холоднее становились крепостные камни, тем холоднее становился весь Чинк — один огромный камень на макушке планеты. Собранный сушняк в крепости и вокруг неё сгорел в кострах задолго до рассвета. Вторая половина ночи показалась для Тедженца сущим адом. Сколько ни кутался в тёплую хивинскую шубу, к телу пробирался холод. И вообще за свою жизнь Тедженец никогда не видел таких холодных ночей. А ведь пока что не было снега. Что же будет дальше?! Как урусы живут в такой холодной стране? Они живут севернее, у них ещё холоднее.
Тревога лишала сна, а бесконечные ворчания джигитов, которые жаловались на собачий холод, раздражали Тедженца.
— Эй вы, ишачье отродье! — вскричал он. — Вы мёрзнете, как мыши, при первом дыхании чужого ветра. Что с вами будет, когда урусы пошлют на вас буран?!
Воины на некоторое время умолкли. Но едва юзбаши стал засыпать, опять послышались проклятия урусам и их холоду.
— Ишачье отродье, а ну встать! — вскочив, закричал Тедженец. — Давай — за хворостом, разжигайте костры, если вас не греет собственная кровь!
Воины, кутаясь в чекмени (хивинскую шубу имел не каждый), отправились за стены крепости. Спустя час вновь загорелись костры, и люди, пододвинувшись к огню, уснули, уткнувшись в колени или свернувшись калачиком. |