— Габриэла, ой, Габриэла! — позвала бабка Ани.

— Ещё одна гость!

— Сейчас иду! — отозвалась она, направляясь на айван и радостно думая: «Слава богу, кончилось заточение!» Она взглянула в окно и замерла: к широкой лестнице, ведущей на айван, медленно, оглядывая внутренние строения бывшего персидского замка, шёл Басаргин. Он был в парадной летней форме, при полковничьих эполетах, в чёрной фуражке с высокой тульёй и при кортике. У Габи сладко и печально защемило сердце. Спустившись ему навстречу, она на радостях смахнула слезу, подала ему руку и, почувствовав прикосновение его губ, подумала: «Всё умирает — и не возвращается больше». Сейчас она не видела в нём своего старого любовника, и не было у неё желания оказаться у него на коленях. Она всегда, с того первого дня как ушла от него к Михайле, чувствовала, что сердце её — словно опутано суровыми нитками, и конец от этих ниток держит и подёргивает капитан первого ранга Григорий Гаврилыч Басаргин. Утерев слезу, Габи тихонько сказала:

— Мишенька-то мой… Никак не могу забыть, так и стоит в глазах…

— Всё преходяще, Габриэла, — недовольно ответил Басаргин и, посмотрев вверх, спросил: — Кто это у тебя?

— Тут… один шемахинский купчик, по Михайлиным делам.

— Н-да, — ухмыльнулся моряк. — Не было печали: чего доброго превратишься в вечную купеческую вдовушку.

Встретив Басаргина, Габи решила, что купец Риза здесь совершенно лишний: сидеть ему вместе с ними и слушать их разговоры нет никакой надобности.

— Ну, так договорились, господин Риза-хан, — сказала она, чуть заметно поведя бровью. — Завтра вы навестите меня, и мы решим, как быть с шёлком и шалями.

— Я вас понял, фрейлейн, — пятясь, кланяясь и боязливо оглядывая полковника-моряка, сказал купец и довольно проворно сбежал по ступенькам во двор.

— Долго ещё будут напоминать о себе компаньоны твоего покойного мужа! — заметил Басаргин, усаживаясь за стол. — Молод был, но как понимал жизнь! И какие связи!

— Ах, Григорий Гаврилыч, я никак не могу забыть о нём. Сколько хорошего он сделал для меня! А уж как любил…

— Я тоже не обижен, — признался Басаргин. — С помощью Михайлы мне удалось достроить городское именьице в Астрахани, да и по службе — повышение. Я ведь зашёл к тебе, Габриэла, попрощаться. Есть рескрипт о моём назначении командиром астраханского порта. Я уже сдал дела на Саре капитан-лейтенанту Большову.

— Как, вы уезжаете? — Габи побледнела: холодные лапы одиночества вновь коснулись её сердца. Потерять любовника — не беда, но опекуна! Она привыкла жить по его наущению и указке и теперь не представляла, что станется с ней в этом мрачном замке, в постоянном соседстве с какой-то сомнительной бабкой Ани.

— Григорий Гаврилыч… родной вы мой, но ведь у меня на руках капитал! Как же быть-то? Я, право, в растерянности.

— В последние дни я много думал о тебе, Габи, — сказал он озабоченно и потянулся к графину. — Если не возражаешь, я выпью немного.

Она с готовностью взяла графин, налила ему и себе.

— Ты помнишь, душенька, те… номера? — спросил он вкрадчиво, напоминая ей об Астрахани, о тихом доме у пристани, где жила она с подружками под присмотром мадам Корф, приглашавшей к своим девочкам господ офицеров. Там Габриэла впервые встретилась с Басаргиным, и он, отправляясь на дальний безвестный островок в Каспийском море, увёз её а собой.

— Григорий Гаврилыч, ну не хочу я вспоминать о прошлом! — взмолилась Габи.