— Вот, Силыч, — начал Кият-хан, — послушай, какими лепёшками нас потчует хивинец. — Он подал свиток Абдулле, и тот перевёл написанное. Угроза заключалась в том, что «…если иомуды не прогонят от себя неверных урусов и не признают над собой власти Хивы, то Хива-хан придёт на Атрек и Челекен со своими храбрыми воинами, побьёт мужей, а с девушек снимет нижнее платье…»

— Достойно ли владыке писать такие слова! — возмущённо сказал Кият, когда Абдулла умолк, закончив перевод. — Или Аллакули думает — у него в царстве девушек нет? Не лучше ли ему подумать о сохранности своего гарема! Мы написали ему, Силыч, такой ответ — подавится, если прочитает! — Старец мстительно засмеялся и вновь обратился к Карелину: — На тебя вся надежда, Силыч… Передай нашу 80 просьбу своему государю. Нынче мы соберём старшин, устроим той и принесём тебе прошение…

— Хорошо, хорошо, Кият-ага, — успокоил Карелин, давно уже понявший, какую большую надежду возлагают на него прибрежные туркмены.

Ему вдруг стало неловко от того, что в честь его хотят устроить увеселения. Не лучше ли побыстрее привести в готовность своих джигитов, ибо угроза нападения хивинцев и персиян реальна и медлить нельзя. И дело не только в дурных вестях из Персии и угрожающего письма Хива-хана. Войной запахло, когда, ободрившись мыслью, что к туркменам пожаловали люди ак-падишаха, иомуды выступили в защиту гоклен и обезглавили персидского принца Максютли. Карелин понимал и то, что его научно-торговая экспедиция вольно или невольно, ещё до того как ступил он на туркменский берег, оказалась союзницей туркмен. Знакомство и торговые сделки, которые возобновились между русским купцом и туркменами, — это, как говорится, капля в море. Полная мера — принятие племён побережья в состав России, спасение туркменского народа от истребления могучими соседями. И, глядя на Кията и его сверстников, Карелин подумал: вряд ли этим обременённым нуждой и заботой людям хочется сейчас пировать.

— Господа, яшули, — попросил он, — может, не стоит затевать увеселений. Обстановка и в самом деле серьёзная. Сегодня я отправляю пакетбот в Баку, попрошу, чтобы прислали сюда на всякий случай сторожевые корабли…

Кият с благодарностью пожал ему руку, однако от проведения тоя не отказался.

День был знойным — вряд ли стоило начинать той в середине дня, но Кият спешил провести игрища до захода солнца. Состязались всадники, пальваны, музыканты. Затем ханы и старшины направились к белой кибитке Карелина, и Кият попросил, чтобы сюда не велели приближаться простолюдинам. Подход к лагерю оцепили казаки. Подойдя к разостланному у кибитки ковру, ишан Мамед-Таган-кази выступил вперёд, повернулся лицом к правоверным и поднял руку. Все опустились на колени.

— Во имя аллаха милостивого, милосердного, — зычным голосом «пропел» ишан. — Хвала аллаху, господину миров, жалостливому, милосердному царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь!..

Правоверные, шевеля губами и закатывая глаза, несколько раз коснулись лбом земли, и по окончании молитвы ишан зачитал прошение к Николаю I. Ишан читал по-туркменски, и Кият тихонько переводил Карелину содержание. После этого толмач Абдулла зачитал свидетельство от туркмен-иомудов купцу Герасимову об отдаче ему на откуп рыбных промыслов.