Волны мягко накатывались на песок и с лёгким шелестом отступали.

— Габи, ну подойди сюда…

— Нет, нет… Стой там. Ты же видишь, я раздеваюсь.

Он видел в полумраке ночи как она снимает платье. Михайла тоже сбросил рубашку, сапоги, брюки. Тут только он понял всю нелепость своего положения. «Не купаться же в подштанниках!» Он оглянулся на неё и замер. Габи совершенно голая вошла в во;у, и волны прикрыли прекрасную наготу. Не мешкая, он тоже разделся и, плюхнувшись в воду, поплыл к пей.

— Габи, ласточка, — шептал он, — фрейлейн…

Но едва он приблизился к ней, она шлёпнула ладошкой по воде и быстро отплыла в сторону.

— О Михаэль, — сказала со смехом, — с тобой шутить опасно!

— Габи! — повысил он голос и ринулся к ней, расплёскивая спокойную воду.

И опять она легко удалилась от него и засмеялась.

— Габи, — взмолился он наконец. — Ну не тропу, не трону, не бойся. Мне надо с тобой поговорить.

— Ну так говори, Михаэль, я же всё слышу.

— Габи, милая, но разве можно об этом говорить па расстоянии?

— Ну хорошо, можешь подплыть чуть поближе.

— Душечка, — бормотал он, приближаясь. — Ну зачем ты так? Зачем дразнишь? Поверь мне… Михайла Герасимов слов на ветер не бросает.

— Стой, стой! — воскликнула она.

— Я же люблю тебя, Габи, — задыхаясь, проговорил он. — Ты понимаешь, я хочу, чтобы ты уехала отсюда со мной. Понимаешь?

— Куда? — удивилась она.

— В Астрахань, Габи. Там я куплю тебе красивый домик…

— Все вы так говорите! Багиров тоже горы золотые сулил, а потом кинулся за своим перстнем, чуть руку не оторвал.

— Багиров? — с недоумением переспросил Михайла. — Значит, ты была с Багировым? — Он вдруг совершенно отрезвел, представив, как эту красивую молодую женщину тискает в своих объятиях его злейший враг. Михайла чуть не задохнулся от злобы и почувствовал, как холод сковывает его тело. Наверное, он замолчал надолго, ибо Габи тревожно спросила:

— Что с тобой, Михаэль?

— Значит, Багиров?

— Да что ты, вот глупенький! — испугалась она его голоса и подошла, забыв, что нагая. — Не надо, Михаэль. — Она притронулась к нему, и он вновь воспылал и властно притянул её к себе.

— Михаэль, — слабо сопротивлялась женщина, — Михаэль, что ты делаешь? Идём в дом… — Но он уже не слышал её и не помнил себя.

Они лежали на песке, прикрывшись её платьем.

— Противный мальчишка, — говорила она и нежно целовала его. — Откуда ты взялся такой? Мне с тобой слишком хорошо. Ах, как хорошо! Но теперь ты уже не захочешь дарить мне теремок, правда?

— Нет, почему же? — вяло отозвался Михайла.

— Все вы одинаковые… Ну ладно, Михаэль, я не обижаюсь. Мне и без теремка не скучно. Я счастлива… Спасибо тебе за эту чудесную ночь! Какие облака красивые, посмотри! Вон то облако, смотри, похоже на бога бородатого. Завтра, когда ты уедешь, я приду сюда и буду думать об этой сумасшедшей ночи.

— Я не уеду без тебя, Габи, — сказал совершенно серьёзно Михайла. — Я увезу тебя.

— Это невозможно, Михаэль, — печально отозвалась она. — Басаргин не позволит… Ты ведь ничего не знаешь обо мне. Не родственница я ему. Он всегда знакомит меня с приезжими господами, а потом бьёт, ревнуя.