— С Рождеством, — прошептала она. — С Рождеством нового века нас всех!

Глава 3

— Слушай, — после долгого молчания сказала Эля, катая по тарелке маринованный огурец, — Я тебе перед Новым годом зарплату отдавала — от нее что-нибудь осталось?

Бабушкина спина дрогнула, она минуту еще стояла, следя, как коричневая кофейная накипь медленно поднимается в турке. Выключила газ, обернулась и поглядела на Элю настороженно. Раньше Эля никогда не видела у своей самоуверенной бабушки этого затравленного выражения. Она попыталась сообразить, когда же это новое выражение сменило давно привычную и обычно такую раздражающую бабушкину властность.

— Почти все осталось, мы эти дни новогодние остатки доедали, — бабушка сморщилась, вспоминая тягостный Новый год — сморщилась так похоже на своего сына, что Эле стало неприятно. — Если твой отец соблаговолит наконец отдать свою долю, я через пару дней схожу на рынок за мясом.

— Не соблаговолит.

Замялась: рассказывать — не рассказывать? Жалко бабку…

— Они сказали, что теперь будут вести свое хозяйство.

— Они вообще рассудок потеряли, — сухо поджав губы, фыркнула бабушка, — Ничего, я приведу твоего отца в чувство! Ребенок должен голодать, чтобы его стерва себе очередную шубу покупала.

— По-моему, ребенок не за его счет живет. — скрипучим от злобы голосом сказала Эля. Никакой жалости больше не было, внутри стало горячо от обиды. — По-моему, это я пашу на трех работах, чтобы у Яськи все было.

— Да! И я видеть не могу, как ты мучаешься! У тебя нормальных брюк нет, задницу прикрыть! Я ему сто раз говорила, он обязан…

— Ты бы меньше говорила! Меньше бы ты лезла! — Эля сорвалась на крик, — Может тогда твой сыночек не вытирал бы об меня ноги, в полной уверенности, что он меня всю жизнь содержит!

— Перестань орать! Что у тебя за отвратительная манера появилась, по любому случаю глотку драть! Содержал он тебя, как же! Ты родилась, когда им с твоей мамой, земля ей пухом, было по 19 лет! А прилично зарабатывать он начал, дай бог, чтоб три года назад… От его женитьбы на маме до его докторской диссертации, не говоря уж о маминой болезни — я перла на своем горбу! И даже эта проклятая квартира, из-за которой он воду варит…

— Квартира полностью принадлежит ему, — перебила ее Эля.

— Квартиру я унаследовала еще от своих родителей…

Эля поглядела на нее устало. Это тяжело — бабушкина абсолютная убежденность, что все в мире обстоит именно так, как она считает удобным и правильным.

— Ты унаследовала нашу предыдущую квартиру. А вот эту… — для наглядности Эля потыкала пальцем в стенку своей кухни, за которой и находилась квартира отца. Наивная бабушка все еще считала ее своей. — Мы получили взамен, когда наш старый дом та фирма откупила.

— Не надо пересказывать всем известные вещи! Даже если ему теперь принадлежит половина, пятьдесят процентов все равно мои, я на свою долю ему дарственную не делала.

— Дарственную делала фирма, — вздохнула Эля. — Помнишь, они тогда сказали, что им проще передать нам новую квартиры по дарственной и еще спросили: на чье имя оформлять? А ты сразу, не задумываясь выпалила: на сына!

— Ну и что? — все с тем же безмятежным детским спокойствием переспросила бабушка, наливая себе кофе, — Если дарственная на него — я больше и прав никаких не имею? — и она усмехнулась, поглядывая на Элю с ироническим превосходством.