Костров тоже откладывает в сторону газету и принимается мрачно шагать взад и вперед по тропинке, протоптанной под березками. Действительно, складывается впечатление, что реакционная печать ведет тщательно продуманную кампанию с целью скомпрометировать советскую науку. Выдавая заявление Басова за официальное сообщение Академии наук Советского Союза, они в тех же газетах публикуют выдержки из статьи какогото астрофизика, напечатанной в "Reviews of modern physics". Астрофизик этот доказывает принципиальную невозможность радиосвязи между планетными системами даже соседних звезд. Он утверждает, что, как бы узко ни был направлен радиоимпульс, рассеивание его на таком расстоянии неизбежно.

Для большей убедительности выдержки из этой статьи даны со всем ее математическим аппаратом.

Пока Костров раздумывает над прочитанным, прохаживаясь под березками, Галина наблюдает за ним с явным нетерпением.

- Долго вы еще будете молчать, Алексей Дмитриевич? спрашивает она. - Может быть, поделитесь со мной своими мыслями?

- Я думаю о Михаиле, - неохотно отзывается Костров. - Каково ему теперь там, в Москве?

- Нашли кого жалеть! - возмущается Галина, порывисто вставая. - Он сам во всем виноват.

- Но не умышленно ведь...

- Ну, если бы умышленно, я бы и не то еще о нем сказала. Я всегда считала вас добрым, Алексей Дмитриевич, похоже, однако, что вы всего лишь добренький.

"Ого, какая она!" - с восхищением думает о ней Алексей.

- Вы, кажется, и на меня уже начинаете злиться? - спрашивает он, виновато улыбаясь. - А ведь сейчас не совсем подходящее время для ссоры...

- Вот именно! - решительно встряхивает головой. Галина. Более серьезными делами следует заняться.

И уходит, не сказав больше ни слова.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Басов возвращается из Москвы поздно вечером. Об этом Кострову немедленно сообщает комендант Пархомчук.

- Вижу, у вас огонек в окне, - шепчет он. - Ну и подумал, что не спите еще. А побеспокоить вас решился потому, что Михаилу Ивановичу нехорошо.

- Что с ним? - встревоженно спрашивает Костров. - Сердце?

- Да нет. Выпимши они...

- Как - выпимши? Он ведь не с банкета возвратился. Ему оттуда не то что выпимши, а скорее с инфарктом...

- Это верно! - охотно соглашается Пархомчук. - Другого бы непременно хватил кондрашка, а он ничего. Приехал мрачным, конечно, но в полной норме и тотчас велел Климова вызвать. А потом, уже после разговора с ним, единолично целую бутылку опустошил. Теперь бегает по резиденции своей и поносит самого себя. Ничтожеством самообзывается, бездарностью и прочими самокритическими словами. И ведь слышно все, а он пока еще директор... Куда же это годится?

Костров торопливо набрасывает на плечи макинтош и спешит к выходу.

Басов в расстегнутой рубашке, широко раскинув руки, без движения лежит на диване. Перепуганный Костров бросается к нему, но Басов сразу же открывает глаза и, не меняя позы, говорит почти трезвым голосом:

- Ничего, ничего... Жив пока.

- Худо тебе? - участливо спрашивает Костров. - Всыпали там?

- Где - там? - будто ужаленный, вскакивает Басов. - Там, - тычет он пальцем в потолок, - со мной по-человечески разговаривали, хотя надо было бы гнать меня к чертовой матери! Они ведь не знают еще всего... А этот маньяк Климов!..

Он вдруг сжимает кулаки и грозит кому-то за окном. Потом поворачивается к Пархомчуку и просит неожиданно вежливо:

- Убедительнейше тебя прошу, Остап Андреевич, оставь ты нас одних. И не подпускай, пожалуйста, никого к моему дому.

- Слушаюсь, - щелкает каблуками Пархомчук и, повернувшись через левое плечо, строевым шагом выходит из комнаты.

- Садись, пожалуйста, - устало кивает Басов на диван. Очень нужно поговорить с тобой. Сам хотел к тебе зайти. Подожди только минуточку...

Он выходит в туалетную. Слышно, как отфыркивается там, видимо, сунул голову под кран.