Теперь стал спокой в народе,

         И буря пришла в угомон.

         Узнай, что в двадцатом годе

         Расстрелян Оглоблин Прон.

         Расея…

         Дуровая зыкь она.

         Хошь верь, хошь не верь ушам –

         Однажды отряд Деникина

         Нагрянул на криушан.

         Вот тут и пошла потеха…

         С потехи такой – околеть!

         Со скрежетом и со смехом

         Гульнула казацкая плеть.

         Тогда вот и чикнули Проню…

         Лабутя ж в солому залез

         И вылез,

         Лишь только кони

         Казацкие скрытись в лес.

         Теперь он по пьяной морде

         Еще не устал голосить:

         «Мне нужно бы красный орден

         За храбрость мою носить…»

         Совсем прокатились тучи…

         И хоть мы живем не в раю,

         Ты все ж приезжай, голубчик,

         Утешить судьбину мою…»

* * *

         И вот я опять в дороге.

         Ночная июньская хмарь.

         Бегут говорливые дроги

         Ни шатко ни валко, как встарь.

         Дорога довольно хорошая,

         Равнинная тихая звень.

         Луна золотою порошею

         Осыпала даль деревень.

         Мелькают часовни, колодцы,

         Околицы и плетни.

         И сердце по-старому бьется,

         Как билось в далекие дни.

         Я снова на мельнице…

         Ельник

         Усыпан свечьми светляков.

         По-старому старый мельник

         Не может связать двух слов:

         «Голубчик! Вот радость! Сергуха!

         Озяб, чай? Поди, продрог?

         Да ставь ты скорее, старуха,

         На стол самовар и пирог.