Собрались прихожане у чащи,

         Лихоманную грусть затая.

         Загузынил дьячишко ледащий:

         «Спаси, Господи, люди твоя».

         Открывались небесные двери,

         Дьякон бавкнул из кряжистых сил:

         «Еще молимся, братья, о вере,

         Чтобы Бог нам поля оросил».

         Заливались веселые птахи,

         Крапал брызгами поп из горстей,

         Стрекотуньи-сороки, как свахи,

         Накликали дождливых гостей.

         Зыбко пенились зори за рощей,

         Как холстины ползли облака,

         И туманно по быльнице тощей

         Меж кустов ворковала река.

         Скинув шапки, молясь и вздыхая,

         Говорили промеж мужики:

         «Колосилась-то ярь неплохая,

         Да сгубили сухие деньки».

         На коне – черной тучице в санках –

         Билось пламя-шлея… синь и дрожь.

         И кричали парнишки в еланках:

         «Дождик, дождик, полей нашу рожь!»

«Не от холода рябинушка дрожит…»

         Не от холода рябинушка дрожит,

         Не от ветра море синее кипит.

         Напоили землю радостью снега,

         Снятся деду иорданские брега.

         Видит в долах он озера да кусты,

         Чрез озера перекинуты мосты.

         Как по мостику, кудряв и желторус,

         Бродит отрок, сын Иосифа, Исус.

         От восхода до заката в хмаре вод

         Кличет утиц он и рыбешек зовет:

         «Вы сходитесь ко мне, твари, за корму,

         Научите меня разуму-уму».

         Как по бережку, меж вымоин и гор,

         Тихо льется их беседа-разговор.

         Мелка рыбешка, сплеснувшись на песок,

         Подает ли свой подводный голосок:

         «Уж ты, чадо, мило дитятко, Христос,

         Мы пришли к тебе с поклоном на допрос.