Вот прошло-проплыло уж второе лето,

         Снова снег на поле, а его все нету.

         Подошла, взглянула в мутное окошко…

         «Не одна ты в поле катишься, дорожка!»

         Свищет сокол-ветер, бредит тихим Доном.

         «Хорошо б прижаться к золотым иконам…»

         Села и прижалась, смотрит кротко-кротко…

         «На кого ж похож ты, светлоглазый отрок?..

         А! – сверкнули слезы над увядшим усом. –

         Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»

         Радостью светит она из угла.

         Песню запела и гребень взяла.

         Лик ее старческий ласков и строг.

         Встанет, присядет за печь, на порог.

         Вечер морозный, как волк, темно-бур…

         Кличет цыплят и нахохленных кур:

         «Цыпушки-цыпы, свет-петушок!..»

         Крепок в руке роговой гребешок.

         Стала, уставилась лбом в темноту,

         Чешет волосья младенцу Христу.

«Колокольчик среброзвонный…»

         Колокольчик среброзвонный,

         Ты поешь? Иль сердцу снится?

         Свет от розовой иконы

         На златых моих ресницах.

         Пусть не я тот нежный отрок

         В голубином крыльев плеске,

         Сон мой радостен и кроток

         О нездешнем перелеске.

         Мне не нужен вздох могилы,

         Слову с тайной не обняться.

         Научи, чтоб можно было

         Никогда не просыпаться.

«Запели тесаные дроги…»

         Запели тесаные дроги,

         Бегут равнины и кусты.

         Опять часовни на дороге

         И поминальные кресты.

         Опять я теплой грустью болен

         От овсяного ветерка.

         И на известку колоколен

         Невольно крестится рука.

         О Русь, малиновое поле

         И синь, упавшая в реку.