Но есть иные люди.

         Те

         Еще несчастней и забытей.

         Они, как отрубь в решете,

         Средь непонятных им событий.

         Я знаю их

         И подсмотрел:

         Глаза печальнее коровьих.

         Средь человечьих мирных дел,

         Как пруд, заплесневела кровь их.

         Кто бросит камень в этот пруд?

         Не троньте!

         Будет запах смрада.

         Они в самих себе умрут,

         Истлеют падью листопада.

         А есть другие люди,

         Те, что верят,

         Что тянут в будущее робкий взгляд.

         Почесывая зад и перед,

         Они о новой жизни говорят.

         Я слушаю. Я в памяти смотрю,

         О чем крестьянская судачит оголь.

         «С Советской властью жить нам по нутрю…

         Теперь бы ситцу… Да гвоздей немного…»

         Как мало надо этим брадачам,

         Чья жизнь в сплошном

         Картофеле и хлебе.

         Чего же я ругаюсь по ночам

         На неудачный, горький жребий?

         Я тем завидую,

         Кто жизнь провел в бою,

         Кто защищал великую идею.

         А я, сгубивший молодость свою,

         Воспоминаний даже не имею.

         Какой скандал!

         Какой большой скандал!

         Я очутился в узком промежутке.

         Ведь я мог дать

         Не то, что дал,

         Что мне давалось ради шутки.

         Гитара милая,

         Звени, звени!

         Сыграй, цыганка, что-нибудь такое,

         Чтоб я забыл отравленные дни,

         Не знавшие ни ласки, ни покоя.

         Я знаю, грусть не утопить в вине,

         Не вылечить души

         Пустыней и отколом.