— Поднимайся.

— Я не…

Хевилланд снова ударил ногой. Молодой человек уже всхлипывал. Он поднялся на ноги, и Хевилланд нанес удары в живот и лицо. Сиксто съежился, привалившись к стене и неистово рыдая.

— Зачем ты ее убил?

Сиксто уже не мог отвечать. Он только тряс головой и всхлипывал. Хевилланд схватил его за куртку и начал бить головой о стену.

— Зачем, чертов латинос? Зачем? Зачем? Зачем?

Но Сиксто только мотал головой. Через несколько мгновений его голова упала набок, и он потерял сознание.

Хевилланд внимательно осмотрел его. Глубоко вздохнув, подошел к умывальнику в углу комнаты и смыл кровь с рук. Затем он закурил, сел к столу и задумался. Чертовски досадно, но, по-видимому, Сиксто был не тот человек, который ему нужен. Конечно, дело Кармен остается за ним, но повесить на него убийство им не удастся. И это очень досадно.

Через несколько минут Хевилланд отпер дверь и зашел в соседнюю комнату, в канцелярию. Мисколо оторвал взгляд от пишущей машинки.

— Там рядом латинос, — сообщил Хевилланд, затянувшись.

— Да ну? — удивился Мисколо.

Хевилланд кивнул:

— Да. Упал и ушибся. Не помешало бы позвать врача.

В другой части города детективы Мейер и Темпл применили, вероятно, более традиционный способ допроса.

Представившейся возможности особенно радовался Мейер. Перед этим в соответствии с приказом лейтенанта Бирнса он до посинения допрашивал известных сексуальных преступников. Дело не в том, что он так не любил допросы, ему просто не нравились сексуальные преступники.

Солнцезащитные очки, найденные рядом с телом Джинни Пейдж, имели на дужке маленькую букву «С», заключенную в круг. Полиция вошла в контакт с несколькими биржевыми маклерами, и один из них идентифицировал этот значок как торговую марку компании «Кандрел, Лтд.». Бирнс вытащил Мейера и Темпла из липкой паутины 87-го участка и отправил покрутиться на Маджесту, где находился завод этой фирмы.

Кабинет Джеффри Кандрела находился на третьем этаже заводского здания и представлял собой помещение со звукоизоляцией, стенами, обшитыми сучковатыми сосновыми панелями, и современной мебелью. Там стоял такой письменный стол, который, казалось, висел в воздухе. Картина на стене позади стола наводила на мысль об электронно-вычислительной машине, страдавшей нервным расстройством.

Кандрел был толстым мужчиной, он сидел в большом кожаном кресле. Посмотрев на разбитые солнцезащитные очки, лежащие на столе, он ткнул в них пухлым указательным пальцем, словно это была змея и он хотел узнать, не сдохла ли она.

— Да, — сказал он хриплым голосом, с шумом вылезая из огромного кресла. — Да, мы производим эти очки.

— Вы можете нам кое-что о них рассказать? — спросил Мейер.

— Могу ли я кое-что о них рассказать? — Кандрел улыбнулся особенно высокомерно. — Я делаю оправы для всех типов очков уже более четырнадцати лет. И вы меня спрашиваете, могу ли я рассказать о них кое-что? Друг мой, я могу вам рассказать все, что вы захотите узнать.

— Хорошо, вы можете нам рассказать…

— Проблема большинства людей, — продолжил Кандрел, — состоит в том, что они считают производство оправ для солнечных очков — или для любых других очков — простым делом. Так вот, джентльмены, это абсолютно неверно. Если, конечно, вы не тот небрежный ремесленник, которому наплевать на производимый им продукт. Кандрелу не наплевать. Кандрел считается с потребителем.

— Тогда, вероятно, вы можете…

— Сначала мы берем исходный лист, — сказал Кандрел, игнорируя Мейера.