— Я, граф божьей милостью Жан Шестой д’Арманьяк, де Фезансак и де Роде, простираю над вами, дети мои, свою милосердную длань, прощаю все ваши прежние заблуждения и принимаю вас на службу дому Арманьяк во имя бога, матери нашей католической церкви и наказания еретика Луи Паука. Во имя нашей общей родины — Гаскони.

ГЛАВА 30

Недовольных среди гасконских дворян хватало, но от оммажа мне никто не отказался.

Сенешаля Оша вместе с его приспешниками, пытавшимися помешать сдаче города, повесили на площади при полном стечении народа.

Я толкнул проникновенную пылкую речь, после чего махом отменил кучу лишних налогов, существовавших чуть ли не со времен Салической правды, чем поверг население в буйный благоговейный восторг. Город даже выделил мне сотню пикинеров и еще столько же горожан с шанцевым инструментом для использования в инженерных целях.

После того как вопрос с Ошем был окончательно решен, настало время сосредоточиться на Пауке. По линии ордена францисканцев Фебу поступили подробные разведданные о армии франков. И эти сведения оказались не особо утешительными. Французы превосходили нас по численности по меньшей мере в полтора раза. Навстречу шли не менее двадцати пяти тысяч солдат при сорока бомбардах, из которых две с половиной тысячи составляли конные тяжеловооруженные жандармы. Саму армию возглавлял маршал Франции Филипп де Кревкер, а еще, по некоторым данным, среди франков находился сам Паук.

— Кто такой этот Филипп де Кревкер? — Феб озадаченно нахмурился. — Говорят, что он в свое время служил Карлу Смелому.

Я отхлебнул из бокала вина и кивнул.

— Служил.

— Знаком с ним?

— Не просто знаком. Как и я, он кавалер ордена Золотого Руна. Живое воплощение рыцарской доблести и чести. Был ближайшим соратником Карла. А еще он… — я запнулся, — …мой личный враг. Попадется на пути — убью без сожаления.

— Что случилось? — Франциск улыбнулся. — Зная тебя, думаю, бабу какую-нибудь не поделили?

— Между нами — ничего. Мы в свое время даже крепко дружили. Он предал Бургундский дом.

— При жизни герцога?

— Нет, при жизни служил без страха и упрека. Предал после смерти.

— Это как? — Франциск удивленно вздернул бровь.

— Все сложно… — нехотя ответил я. — Филипп со своими людьми прикрывал отход герцога в его последнем сражении при Нанси. Бился до последнего и попал в плен к лотарингцам в числе многих соратников Карла. А потом перешел на службу Пауку.

— То есть уже после смерти своего сюзерена? Так в чем предательство?

— Мы все перед той злосчастной битвой принесли обет Карлу Смелому служить Бургундскому дому в лице герцогини Мергерит и его дочери даже после его смерти. Большинство дворян, томившихся в плену, отринули предложение Паука именно по этой причине. А Филипп нарушил обет и согласился из-за шкурных интересов. Луи оставил за ним все его владения в Артуа и Пикардии и сделал маршалом Франции.

— Но ты тут при чем?

— При том. — Я криво усмехнулся. — Я здесь выжил только потому, что стал плотью от плоти этого времени. Принял правила игры от начала и до конца. Обет никто не отменял. В этой части я все еще служу Бургундии. А значит, Филипп рано или поздно умрет. Но это все лирика. Вернемся к насущным делам. Итак, Филипп де Кревкер, сеньор де Корд, пожалуй, один из самых талантливых военачальников покойного герцога Бургундии. Умный, расчетливый и хладнокровный, в свое время отлично провел битву при Мюнстере, в хорошем стиле взял Льеж. При Геннегате он командовал армией Паука и чуть не нахлобучил меня с Максимилианом, хотя Макс сам полководец не из худших.