|
Еще же слышно, что делается воля к службе, и правда, что в неволе служить зело тяжело. Но ежели и вовсе волю дать, известно вам, что народ наш не вовсе честолюбив, но паче ленив и нетрудолюбив, и для того если некоторого принуждения не будет, то конечно и также, которые в своем доме едят один ржаной хлеб, не похотят через свой труд получать ни чести, ни довольной пищи, кроме что всяк захочет лежать в своем доме, разве что останутся одни холопы и крестьяне наши, которых принуждены будем производить и в тое чести надлежащего места отдавать им, и таких на свою шею насажаем непотребных, от которых впредь самим нам места не будет и весь воинский порядок у себя, конечно потеряем».
Я не стану устанавливать степень основательности мотивировки Волынского, для меня важна направленность его мыслей, не схожих с мыслями «верховников». Можно представить, сколь возбуждено было шляхетство в Москве поведением «верховников», если даже в провинции их действия решительно осуждались! О том, что вместо одного монарха «мы увидим в лице каждого члена этого совета тирана, своими притеснениями делавшего нас рабами пуще прежнего», высказались не только Прокопович и Волынский. Эту мысль можно встретить даже в депеше саксонского посланника Лефорта. Что делала в эти бурные дни Анна Иоанновна? Прибыв в село Всехсвятское, расположенное в семи верстах от Москвы, где перед въездом в старую столицу она должна была провести несколько дней в ожидании, когда будет захоронено тело Петра II и завершится подготовка к ее торжественной встрече, императрица зря времени не теряла. Хотя она по прежнему находилась под бдительным надзором В. Л. Долгорукова, но князь не мог воспрепятствовать появлению во Всехсвятском родной сестры Анны – Екатерины Иоанновны и кузины Елизаветы Петровны. Они обменялись любезностями, призывами жить в мире и согласии, но подлинная теплота между ними отсутствовала. «Мало осталось членов нашего семейства, мы многих потеряли, – обратилась к дочери Петра Великого дочь его единокровного брата, – так будем же жить мирно, в полном согласии, и я употреблю все старанье не нарушать его». Елизавета Петровна ответила взаимными обязательствами, но не преминула пожаловаться на притеснения Долгоруковых. «Она, – доносил Лефорт, – не хотела выйти замуж за князя Ивана и за то должна была переносить все неприятности. Ее величество обещала все это исправить».
Рис. Скино А.Т. Литография Каспар Эргот. Портрет Павла Ивановича Ягужинского. 1862 г. Иванов П. Опыт биографий генерал прокуроров и министров юстиции. СПб., 1863
Гораздо важнее прибытия сестер было появление в Всехсвятском батальона Преображенского полка, членов Верховного тайного совета, а также генералитета. Во время аудиенции Анна Иоанновна дважды нарушила подписанные ими кондиции. Первый раз, когда канцлер Г. И. Головкин пытался возложить на нее ордена Андрея Первозванного и Александра Невского. Императрица сочла получение кавалерии от подданных унизительной для себя процедурой и ненароком перехватила их из рук канцлера, произнеся: «Ах, правда, я и забыла их надеть» – и велела их надеть на себя одному из своих придворных. Вслед за казусом с кавалерией Д. М. Голицын обратился к императрице с приветственной речью, в которой заявил, что все они благодарят ее «за то, что ты удостоила принять из наших рук корону и возвратиться в отечество и за то, что ты соизволила принять пункты, которые нашим именем предложили тебе наши депутаты». Ответную речь Анны Иоанновны изложили в депешах три дипломата: К. Рондо, Лефорт и Вестфален, причем подробнее всех ее содержание передал Лефорт: «Я соблаговолила принять пункты, предложенные вами, уверена будучи в неизменном усердии и верности вашей к государыне и отечеству. Я постараюсь только склониться к тем советам, которые бы доказали, что я ищу лишь блага моего отечества и верноподданные моих, прошу вас помогать мне в том; пусть правосудие будет предметом попечительного внимания вашего и пусть мои верноподданные не испытают никакого угнетения». |
