– Уйти придется всем, рано или поздно. Но некоторые долги придется отдавать даже с того света. И если вы захотите еще раз подняться в небо, увидеть его своими собственными глазами, господин потребует от вас именно такой долг, и такую службу… – прочел Гаубицев, и замер, словно ожидая удара.

– Службу? – прохрипел Погоняйло. – А не слишком ли, не слишком ли много берет на себя твой… кха кха… господин…

– Капитан! – подскочивший к зашедшемуся в безумном приступе кашля дворецкий поднес тому ко рту ингалятор, и судорожно вдохнув обезболивающее Погоняйло откинулся на подушках, и словно заснул. – Если капитан не готов служить, то я готов. Возьмите мою жизнь в обмен на его!

– Нет! Не смей. – слабо проскрипел Погоняйло. – Она того не стоит… моя жизнь. У тебя впереди еще лет двадцать, ты сможешь…

– Господину надоело ваше пререкание. Он лишь напоминает, что ваше время на решение заканчивается. – напомнил Гаубицев, а потом, от себя, добавил: – Служба может быть разной, и не нам, отдавшим империи все что было, это обсуждать. Господин… позволит вам решать самому. Это ваша жизнь, и больше у вас ничего нет.

– Есть. Иначе бы вы ушли еще в прошлый раз. – слабо проговорил Погоняйло. – Что то у меня всё таки есть. Не деньги, понятно, и не статус.

– То, что у вас есть, бесполезно без вашей жизни. По крайней мере пока. – прочёл Гаубицев. – Но это не на столько ценно, чтобы давать вам третий шанс.

– Спасти мою жизнь, чтобы забрать? Это злая шутка… – прохрипел кап два.

– Но вы поднимитесь в небо и увидите его своими глазами, если все получится. – ответил я, через записку.

– А что мне помешает нарушить обещание? – снова прокашлявшись спросил Погоняйло. – Исцелиться, а затем кинуть вас со всеми этими жуткими просьбами и обещаниями.

– Тогда вы умрете еще более жуткой смертью. – проговорил Гаубицев, даже не став ждать пока я что либо напишу. – Господину нет нужды находится рядом, чтобы наказать своего слугу.

– А что получил ты, за свою душу? – хрипло поинтересовался Погоняйло.

– Жизнь. – коротко ответил Гаубицев поджав губы. – Полноценную, без ежесекундной боли, зато с ясной целью и кристально чистой головой.

– Вот как. – прохрипел кап два, снова слепо шаря глазами по комнате. – Душу за мечту… хорошо, я согласен… кто? Почему так холодно…

Я не стал дожидаться пока он договорит. Отодвинув дворецкого прессом от кровати, я подошел ближе и положил свою ладонь ему на глаза. А затем кивнул Николашке, у которого под ногами валялся листок.

– Он написал, будет больно, очень… – проговорил дворецкий, и Погоняйло лишь пренебрежительно усмехнулся, а затем я соединил поврежденные меридианы и мужчина, вмиг забыв о гордости и стойкости вызвал, выгнувшись дугой. Скрюченными пальцами он сжимал одеяло, цепляясь за него, словно за соломинку, но, когда я перешел к легким – все равно не выдержал и отключился от боли.

Пришлось приводить его в чувство, дожидаясь пока он откашляет кровавый комок, дать ему прикусить деревянную палочку и продолжить лечение, лишь через два часа я позволил ему забыться беспокойным сном. Но не потому, что закончил, а потому что у самого пальцы начали терять чувствительность от проходившей через них праны.

– Инструкции на неделю. – проговорил Гаубицев, отдав исписанный мною лист побледневшему Николаю, стоящему у кровати господина словно часовой. – Если он попробует встать – держать силой.