Оп па, а вот тут мы прокололись, собирались в спешке, и про ботинки не то, чтобы не подумали, просто не нашлось быстро удобной обуви. Надо будет в следующий раз об этом подумать, если он будет, такими темпами.

– Моим описанием господин не слишком доволен. Аж глаза светятся. – быстро закончил Николай.

– Ботинки… – хмыкнул Погоняйло, своим скрипучим голосом. – Так может нам и не стоит, в присутствии барина сидеть, а то и лежать? Может господин хочет, чтобы я встал, а того лучше – поклонился?

– Он пишет… – заметил дворецкий, но кап два оборвал его на полуслове.

– Я и сам слышу, что он пишет, почему не разговаривает? – каркнул больной. – Зачем этот маскарад? К чему?

Вырвав из блокнота лист с почти дописанной фразой, я накидал другую.

– С того, что вы еще можете отказаться. – зачитал Гаубицев. – Если же согласитесь на лечение, то либо заплатите за него, либо умрете. Такова цена контракта, а моему господину не хочется убивать еще и вашего верного слугу.

– Вот как? Убивать? Свидетелей значит не хотите. – проскрипел Погоняйло. – А ну, Николашка, выстави ка их взашей, этих проходимцев. Да с музыкой, чтобы кости по ступенькам трещали.

Бывший военный был быстр, куда быстрее Гаубицева, едва успевшего поставить щит, но я и в самом деле с самого начала беседы активировал третий глаз, просто чтобы собрать побольше информации о больном, чтобы потом было легче нейтрализовать его недуги, или по крайней мере заставить его отступить на время.

Стоило дворецкому дернуться, как я впечатал его в стену прессом, приложил точечно, как учился уже много дней. И, к слову, получаться у меня стало куда лучше, по крайней мере площадь пресса уже не выходила за рамки того самого пресловутого канализационного люка, что позволяло бить точечно. Вот и сейчас дворецкий никак не мог разрушить прижавшую его к стене пластину. Я же лишь сделал движение пальцами, даже не тронувшись с места.

– Ну, Николашка, чего ждешь?! – проскрипел кап два, обеспокоенно. – Коля? Колян, ты живой? Ты что с моим товарищем сделал, урод?!

– Пока ваш слуга жив, но любое неуважение стоит своей цены. И ваша цена – смерть. – прочел по бумажке Гаубицев. – Всего хорошего, мы уходим. А, гхм, это мне.

– Стойте! – раздался крик, когда откашлявшийся Николай сполз по стене. – Стойте, прошу вас! Да погодите же…

– Остановитесь, прошу… – проскрипел Погоняйло, и я с удивлением увидел, как мужчина, поднявшись с подушек, поклонился сидя. Вышло это у него это не слишком удачно и совсем не грациозно, тем более он передавил и без того пострадавшие легкие, от чего, должно быть, испытывал жуткие мучения.

– Господин просит вас лечь обратно. – прочел Гаубицев. – Он может позволить людям второй шанс, но никогда не дает третьего.

– Твой господин или молод и глуп, или слишком суров. – откашлявшись слабо проскрипел Погоняйло. – Все совершают ошибки, безгрешных нет. И даже если человек поклялся, что никогда больше их не совершит, жизнь и обстоятельства могут быть сильней нас.

– У вас не так много времени. И вы тратите его зря. Вы умираете от множественных поражений рака легких. Сетчатка ваших глаз отслаивается, хрусталики почти разрушены. – читал по бумажке Гаубицев, мрачнея с каждой секундой. – А ваш организм давно выработал все ресурсы необходимые для выздоровления. Остается лишь один вопрос – зачем вы до сих пор живете?

– Значит молодой. – усмехнулся, снова закашляв, Погоняйло.