А пока девушка самозабвенно носилась по базару, я внимательно осматривал прилавки и то, что за ними скрывалось. Кричащие торговцы отошли на второй план, хотя я и начал разделять речь на русскую, тюркскую и местную. И хотя базар был велик, все чаще мне попадались люди, не говорившие на общеимперском.

Вторым крайне тревожным звоночком стали деньги. В ходу были дарики, лиры и по остаточному принципу рубли. При этом их курс был явно занижен, относительно других валют. Потому что, в тех случаях что я для себя отметил, рубли отдавали за вещи явно столько не стоящие.

Такое может произойти по двум причинам. Первый – обесценивание доверия к валюте. Что в текущих реалиях вполне может быть, ведь, как и сказал продавец – российские войска из Ашхабада ушли, и ушли давно, а после вторжения черного флота у местного сановника и вовсе не осталось власти. Значит она должна вернуться к элите и династии, которая передавала власть в руки императора.

– Двадцать копеек за банку, да ты ишак безухий, что помиру меня пустить хочешь?! – отвлек меня от размышлений крик какого то торговца, пройдя чуть дальше я с удивлением увидел Шебутнова, стоящего с товарищами у прилавка с консервными банками. Судя по всему, сейчас речь шла о тушенке, которую Леха вертел в руках.

– Да ей пять лет в обед! Старый общевойсковой рацион. Тут даже цена на крышке отпечатана! Пять! Пять копеек! – не хуже продавца орал Шебутнов, размахивая жестяной банкой, и активно жестикулируя. – А я тебе ишаку упрямому целых десять предлагаю! В два раза больше!

– Ах сын шайтана и безгорбого верблюда! – замахнулся полотенцем на Леху торговец. – Так пять она стоила когда? Тогда и цены другие, подорожало все! Пятнадцать копеек за банку – это оскорбление!

– Вот, баран тупорылый, сам признал, старые у тебя консервы! Им место не на базаре, честным людям продавать, а свиней кормить! Выбросить надо все твои банки, пока никто не отравился, и только по доброте душевной я их за двенадцать копеек у тебя забрать готов! – самозабвенно ответил Шебутнов.

– Ах ты, сын хромой кобылы, да чтоб я с тобой еще хоть одним добрым словом перекинулся? Да никогда в твоей черной жизни! Чтобы тебе покоя не было! – замахал руками торговец. – Тринадцать! Последнее слово!

– Шайтан с тобой, уважаемый. Пусть будет тринадцать. – поморщившись ответил Шебутнов. – Я забираю у тебя все что есть.

– Как все? А я тебе не продам. – неожиданно опешив проговорил торговец консервами, явно ворованными с армейских складов.

– В каком смысле не продашь? Мы обо всем стобой только что договорились, пять минут глотки рвали! – помотав головой произнёс Шеутнов. – Договор дороже денег, уважаемый.

– Нет. Не продам! Ты у меня все заберешь, и что я следующую неделю на базаре делать буду? Как соседям в глаза взгляну? – запротестовал продавец, не то набивая цену своему товару, не то и в самом деле не понимая, что будет делать с изменившимися планами.

– Ах ты шайтан лысый! Кот драный! – сжав кулаки подался вперед Леха.

– Спокойно, сержант. – сказал я, плохо скрывая усмешку. – В чем дело?

– Тут все словно обезумели, капитан. – со вздохом произнёс Шебутнов. – Товар старый, у многих, ели не у всех, просроченный, но при этом продавать они его напрочь отказываются и вопрос, судя по всему, не в деньгах.

–Ясно, я почему то так и подумал. – кивнул я, помахав рукой озирающееся в поисках меня Ангелине. – Вот адрес, я заметил его на коробках и с едой, и с тканями. Скорее всего это большой торговый дом или просто складские помещения. В любом случае, закупаться на двести человек лучше на оптовом складе, а не в мелких лавочках.

– Как у вас это получилось? Я сколько не вглядывался, ничего подобного не заметил.