— Я доволен ответом вашим, — отвечал король. — Почему и приказываю вам владеть тем, что вы от меня имеете, и пробыть в Париже две недели, пока бароны и двенадцать пэров, обсудив родство ваше, определят, кто должен получить это наследство — вы или граф Карл Блуа. Ежели же не исполните моего приказания, то подвергните себя жестокому моему гневу. — После чего король сказал: — Да сохранит вас господь Бог.

— Ваше Величество, покоряюсь воле вашей, — сказал граф и, откланявшись, возвратился в свой дворец обедать.

Но вместо того, чтобы сесть за стол, он с озабоченным видом удалился в свою комнату, размышляя, что ежели он останется ожидать решения пэров и баронов, которое, может быть, примет невыгодный для него оборот; потому что нетрудно предполагать, что король, вероятно, будет на стороне графа Карла Блуа, своего племянника, нежели на его, постороннего ему человека; и ежели это решение будет не в его пользу, то, без сомнения, король немедленно велит взять его под стражу, до тех пор, пока он не отдаст все города, замки и все, чем завладел, и наконец найденные им и отчасти уже растраченные сокровища.

Почему и думал, что благоразумнее и осторожнее будет возвратиться в Бретань, несмотря на то, что это раздражило и прогневало бы короля, нежели, оставаясь в Париже, ожидать последствий этого опасного суждения. Вследствие этого решения, он в тот же вечер оставил Париж, в сопровождении только двух рыцарей, чтобы не возбудить подозрение, приказав остальной своей свите, разделясь на немногочисленные отделения, выехать так же, как и он, ночью, сам благополучно возвратился в Бретань в то время, когда король Филипп полагал, что он еще в Париже.

Однако по приезде своем, он тотчас заметил всю опасность своего положения и, не теряя времени, с помощью жены своей, которая вместо того, чтобы отклонять от замышляемого им возмущения, воспламеняла его мужество, объехал все города и замки, отдавшиеся ему, подготовив везде хорошую защиту и назначив опытных начальников, сделал большие запасы жизненных припасов, устроив и распределив все к защите в случае надобности, возвратился в Нант к графине и обывателям города, которые их обоих любили за щедрость и ласковое с ними обращение.

Легко можно себе представить, как рассердился король Франции и граф Блуа, когда узнали об отъезде графа Монтфорского. Впрочем, не решаясь ни на что против него, они ожидали истечения двухнедельного срока, назначенного для определения пэров и баронов: кому должно достаться герцогство Бретань. Карл Блуа имел неоспоримо более прав на это наследство, но со дня отъезда графа Монтфорского сомнения исчезли и он надеялся, что решение будет в его пользу. Так и случилось: графу Карлу Монтфорскому отказано в иске прав на наследство герцогством Бретанским и общим мнением положено, что оно должно принадлежать графу Карлу Блуа; но этим еще дело не могло быть кончено, потому что надобно было его отнять у похитителя.

Лишь только все пэры и бароны произнесли общий приговор по этому делу, король позвал к себе мессира Карла Блуа.

— Любезный племянник, — сказал он ему, — общим решением назначено вам прекрасное наследство, теперь хлопочите сами отнять его у того, кто им несправедливо завладел, просите всех друзей ваших, чтобы они помогли вам в этом случае, что же касается меня, то я вас не оставлю, и кроме денег, которые я дам в ваше распоряжение, — а вы их можете брать столько, сколько вам будет нужно, — я скажу сыну моему, герцогу нормандскому, чтобы он взял на себя труд быть вашим начальником, но советую и приказываю не терять времени, потому что ежели король Англии, наш противник, которому граф Монтфорский присягал в верности, вступит в ваше герцогство, то наделает много вреда нам обоим, потому что для него лучшего и обширнейшего входа в наше королевство Францию нет, как через герцогство Бретань.