— Я оставляю зубную щетку. Не начинай… — Амина отмахнулась, остановилась посреди комнаты, оглядывая ее. Вроде бы все взяла. Это хорошо. В размышлениях Мира все же была доля правды. Может, завтра сюда она и вернется, но рано или поздно наступит момент, когда уже нет. Момент этот и без того будет трагичным. Для обоих. Поэтому к нему нужно быть всегда готовой. И готовым тоже. — Я все, — вроде бы все взяла, ничего не забыла. Можно с вещами на выход…

Амина застегнула сумку, глянула на злющего Мира.

— Ты меня проведешь или как? — он так насупил брови и надул губы, что Амина прямо не знала — плакать или смеяться. Выглядела его обида безумно искренней и глубокой.

— Зараза ты, Амина. Бессовестная. — Выразив свое недовольство, Мир все же встал, подошел к сумке, взял ее в руки, а потом отвесил заразе хлесткий шлепок по попе. Хоть немного душу отвел.

— А ты членовредитель, — Амина же ответила, потерев пострадавшее от шлепка место, а потом повернулась к Миру, обнимая же шею и целуя. — Спасибо.

Понимала, что поступает по отношению к нему очень некрасиво и нечестно. Чувствовала свою вину. А еще прекрасно знала — он имеет право реагировать куда более жестко. Имеет право ставить ультиматумы. Имеет право порвать первым, ведь ее поведение не лезет ни в какие ворота. Но он почему-то каждый раз находит в себе силы, мудрость и терпение на то, чтобы позволять ей творить то, чего требует ее потерявшая всякие ориентиры душа.

Ее штормило не на шутку. И она абсолютно не знала, куда ее повернет уже завтра. Не знала, как отреагирует, стоит Миру начать давить сильнее. Не знала, как жить.

Дамир все это понимал. Поэтому-то и подстраивался под нее. Уступал, хотя все его нутро протестовало. Ему-то виделся прямой и просто путь — он, она, они, вместе, рядом, всегда. Ссорятся и мирятся. Ласкаются и бьют посуду. Работают, спят, едят, живут, дышат. Все это очевидно и элементарно. Для него. Но, к сожалению, не для нее.

Людмила просила не давить на Амину. Он пытался, как мог.

Поэтому-то и позволял сейчас уехать.

— Идем, — забросив сумку на плечо, а другой рукой сжав Аминину ладонь, Мир направился к двери.

* * *

Во дворе было уже темно, но до сих пор душновато. Такая жаркая погода не мотивировала людей на поздние вечерние прогулки — Амина с Миром вышли в пустой двор.

Еще от двери парадной Мир клацнул ключом сигнализации, на что машина отреагировала, радостно мигнув фарами.

— И дался тебе это переезд посреди ночи… — а потом продолжил бурчать, даже уже не глядя на Амину. Какой смысл? Ее все равно не пронять. Как бы ни хотелось.

— Бабаев… — Амине же и ответить-то толком нечего было.

— Что «Бабаев»? — Мир успел уже подойти к машине, открыть багажник, забросить в него сумку, а потом развернулся к девушке.

— Не смотри на меня так, — и одного его взгляда — такого беззащитного, в котором явно читалось — он любит, а вот она заставляет его страдать — было достаточно, чтобы сердце Амины дрогнуло. И сердце, и руки, и решительность…

Взгляд любящего мужчины — ни с чем не спутаешь. В нем не прочтешь готовность сворачивать горы, в нем нет страстной жадности, в нем нет превосходства, там другое — там полная беспомощность и беззащитность. Когда смотришь в глаза любящего тебя мужчины — понимаешь, что он полностью в твоей власти. И каждый твой ответ на важный для него вопрос — это либо казнь, либо помилование.

К сожалению, Миру от Амины чаще всего доставались именно казни…

Но сегодня был шанс получить хоть одно, хоть маленькое помилование.