|
Я поднялся и медленно подошел к распахнутому в сад окошку. Оперся обеими руками на широкий подоконник. Солнце ушло с него, наверное, с полчаса назад, спряталось за угол дома, но подоконник до сих пор был теплее, чем руки. Отсюда, со второго этажа, поверх сверкающей листвы долина открывалась на десятки верст - едва ли не все главные земли древнего Картли. Вот тебе и отдохнул. Вот тебе и побыл с любимой в раю. Упоительный запах цветущего под окном смолосемянника сразу стал не моим. Далеким, как воспоминание. Нет, все-таки надо закурить. Я закрутился по комнате в поисках сигарет; обнаружил. Снова подошел к окну и дунул мерзким дымом в благоухающий простор. Слышно было, как внизу, за углом, перешучиваются по грузински мальчишки, волокущие багаж Стаси из авто в дом. Милейший Иван Вольфович! Чтобы он отбил мне такую шифровку, должно было случиться нечто действительно выходящее из ряда вон. Ведь мы виделись с ним только вчера поутру, и он, теребя свои старомодные бакенбарды, взбивая их указательным пальцем, так откровенно, по-домашнему завидовал мне. "Какие места! Какой язык! Цинандали, кварели, киндзмараули... каждое слово исполнено глубочайшего смысла! Отдохните, батенька, отдохните. Имеете полное право. Дело тарбагатайских наркоманов съело у вас полгода жизни". И вот извольте. "Получением сего..." Нет, дудки. Могли же мы задержаться на прогулке до вечера! А дядя Реваз мог, например, уснуть, нас не дождавшись. Да мало ли как что могло! До утра я с места не сдвинусь! Но все же - Что стряслось? Не хочу, не хочу думать об этом! Уже забыл! А ведь что-то страшное... И завтра ли, послезавтра - мне опять в это лезть с головой. - Друг Александр! - зычно крикнул Ираклий снизу.- Стол накрыт! 2 - Ты устал, любимый. - Нет. - Устал. Целуешь через силу. - Нет, Стася, нет. - Я же чувствую. - Ты уже не хочешь? - Всегда хочу. Всегда лежала бы так. Но ты отдохни чуточку. Как нежно произнесла она это "чтч". Варшава. - Я никуда не денусь, Саша. - Я денусь. - Ты денешься. А я не денусь. Когда понадоблюсь - всегда буду под рукой. Она не лгала. Но и не говорила правды. Она просто - говорила. Села. Спустила ноги на пушистый, во весь пол, ковер. Озабоченно посмотрела в сторону окошка. Простор подергивался медовой дымкой. - Как ты думаешь, не слышно было как я тут повизгивала? - Мягко сказано... - пробормотал я. - Я же соскучилась.- объяснила она и встала. Медленно подошла к окну. Я смотрел. Она чувствовала мой взгляд, конечно, и не оборачивалась - неторопливо шла и давала мне любоваться вволю. Почти танцевала. Упругая, гибкая, смуглая - на миг я показался себе факиром с флейтой, заклинающим из последних сил... кого? - Вечереет.- сказала она. Помолчала; я любовался.- Сейчас мы к Бебрисцихе уже не поедем, конечно. - У меня и впрямь оказались иные виды на вторую половину дня. Она не ответила. Наверное, уже не помнила этих своих слов. - Но завтра с утра,- мечтательно произнесла она, помедлив.- Подумать только, целую неделю будем здесь! Я так благодарна тебе. И вдруг, вскинув руки, закружилась по комнате. Иссиня-черные волосы разлетались стремительной каруселью, грудь искусительно трепетала. Уже опять хотелось стиснуть ее ладонью. - Как хорошо! Как хорошо! Я счаст-ли-вая! "Получением сего..." Уже не помню! Не помню! - Чудесные букеты ты сделала. |
