Сразу хочу предупредить: Оразд не человек. Я вообще понятия не имею, что это такое. Назовите его как хотите: образом, мыслью, состоянием, сгустком энергии или флюидов — ошибки не будет. Оразд это Оразд, вот и всё. Верно и то, что порой мне, кажется, удавалось различить какие-то детали, заставлявшие думать, что он все-таки человек: то нога мелькнет, то уши или нос, — но вообще-то я был глубоко убежден, что с людьми, с нашим миром, со всем, что нам понятно, у него нет ничего общего.

Он существует и должен существовать, но как и зачем — поди догадайся.

У обочины находилась маленькая пивнушка, там я остановился промочить горло. В забегаловке было грязно, я с трудом проложил себе путь между мусорными ящиками и горами скользкой от жира посуды, наступил на нескольких ленивых тараканов, паломниками отправившихся к сточному желобу, их жесткая броня хрустнула у меня под ногой — тогда-то я его увидел.

В полном одиночестве он грелся на печке, которая давно уже не топилась.

— Печка-то холодная, — говорю.

— Неважно, — отвечает он.

Так и познакомились. Он просто назвал свое имя, ничего к нему не прибавив, а меня уже тогда смутно обеспокоила его неуловимость.

Наверное, поэтому я его спросил:

— А что ты такое?

— Я-то? — и он надменно улыбнулся. — Ты не знаешь, кто такой Оразд? Медленно приподнявшись, он снял касторовый котелок, прижал его к животу и с важностью представился: — Оразд, поддерживающий равновесие энтропии. Рад познакомиться.

Я совсем растерялся. Уже готов был повернуться, да и убраться куда подальше: я артист, такие слова для меня — темный лес, мне от них жутко становится, как от заклинаний, лишающих человека покоя. Но Оразд щелкнул пальцами, и передо мной появилась банка пива — теперь уходить нe позволяли приличия.

— Знаю-знаю, — свысока роняет Оразд. — Тебе здесь грустно, на душе тяжело, атмосфера несколько необычная, вообще боязно, а от этого и дышится как-то иначе… Но раз уж заявился в параллельный мир…

— Какой мир?

— Да ты пей, пей, — подбадривает он, пододвигая мне банку чуть ли не под нос. — Время и пиво всё исцеляют. Ты шпротами, шпротами закусывай. Шпроты — бархат для желудка. Пиво идет с белками и фосфором — вот и весь сказ. Ты мне только напомни ближе к двенадцати, чтобы я часы завел, а то вдруг остановится время, расхлебывай тогда… Да, нелегкая у меня жизнь, черт побери! — ругнувшись, он обрушивает на стойку бара мощный кулак.

Кулак? Нет, тут я не уверен…

— Вот у других житуха — малина земляничная: любят своих женушек, на ноги ставят, а тут изволь поддерживать равновесие между обратимостью и необратимостью. И за какие пироги, как ты думаешь? Награда прямо-таки нищенская: бессмертие! Ворчат тут всякие, шушукаются: Оразд, мол, снова пристроился, снова его бросили на хроносектор. Да пошли они… Какой толк в бессмертии? Только и знаешь, что сосешь, сосешь…

— А чего сосешь-то?

— Всё: жизнь, пиво, время, негативную энтропию. Уф, раздуваешься чисто пиявка! — того и гляди эпидермис лопнет и… кранты. Так ведь нет, от бессмертия никуда не денешься. Хоть ты что вытворяй, не окочуришься, не избавишься от забот. Понимаешь, даже сдохнуть по-людски нельзя! Не дадут, потому как есть указание свыше, что весьма, мол, желательно оставаться тебе бессмертным. Придется сосать до светопреставления.

— Не налегай хоть на пиво, — вставляю я.

— Как же, и от него невозможно избавиться: витамин «Б-прим» и тиамин регулируют механизм нервного возбуждения. А без нервного возбуждения я, неровен час, забуду хронометр завести.