Изменить размер шрифта - +
Илья Ефимович, отперев засов, юркнул под свой тулуп, и натянул его до подбородка, а Маши вообще не был видно, она спряталась под него с головой.

    Быстро же они спелись, всего несколько часов знакомы и уже… А я еще считала себя закоренелой грешницей,  - подумала я, оставаясь за порогом.

    -  А мы тут с Марьей Ивановной решили немного отдохнуть, - не глядя в глаза, объяснил предсказатель. - Так что у вас случилось?

    -  Пока ничего, но мне одна здешняя девушка подсунула отравленное питье. Я пыталась у нее узнать, по чьему указу она это сделала, а она вдруг сошла с ума.

    Не иначе как бригадирская Катерина, она всегда была с придурью,  - подумала Марья Ивановна. - Господи, какой стыд, кем теперь меня Алевтина посчитает. Ведь и в мыслях ничего такого не было, а он только обнял, я как будто поплыла и не смогла устоять.

    Костюков, словно понял, о чем думает Маша, и объяснил:

    -  Вы, Алевтина Сергеевна, ничего такого не думайте. Я погадал Марье Ивановне, и вышло, что она все равно за меня замуж выйдет, вот мы и решили, чего ждать…

    -  Я и не думаю. Дело живое, с кем не бывает. Если конечно замуж, то о чем разговор, - не зная чем успокоить Машу, не очень вразумительно ответила я. - Как говорится совет, да любовь.

    -  Правда, ты Алевтинушка меня не осуждаешь? - высунулась из-под душного тулупа, раскаивающаяся блудница. - Ты знаешь, я сама не знаю, как все получилось, только мне Илья Ефимович как-то сразу на душу лег!

    И не только на душу,  - подумала я. - Ну отчего мы бабы такие глупые и доверчивые!

    -  А отравы, вы не бойтесь. Вас никакая отрава никакая не возьмет, это я точно знаю. Вам нужно бояться маленького человека, - успокоил меня Костюков.

    -  Почему маленького? - не поняла я.

    Трегубова маленьким посчитать было трудно, скорее большим.

    В этот момент Илья Ефимович неловко повернулся, и я увидела, что они с Машей под тулупом лежат совсем голыми. Я удивилась, обычно русские девушки, ну, тогда, когда бывают с мужчинами, рубашки не снимают. Особенно днем.

    -  Так твоя жизненная линия говорит, - очень серьезно объяснил Костюков, - от маленьких людей в ближайшее время, будет тебе большая досада. Особенно опасайся одного с пронзительным взглядом. Больше ничего на твоей руке я не увидел, узнал бы кого тебе точно опасаться, то предостерег.

    -  А с Алешей, то есть, с Алексеем Григорьевичем, все в порядке? Они с Иваном…

    -  О них не думай. Живыми и здоровыми вернутся завтра к полуночи. О себе беспокойся. Тебя ждет трудная ночь. Пистолет не потеряла?

    -  Нет, он лежит у меня в комнате под подушкой.

    -  Вот и хорошо, а ты этой ночью лучше вовсе не спи. Я бы тебе помог, только, сама видишь, хвораю. Да и не способен я к ратным делам.

    -  Спасибо, за предупреждение, постараюсь, как-нибудь справиться сама, - стараясь, чтобы голос прозвучал уверено, сказала я, на самом деле, чувствовала, что мне делается очень страшно.

    Мне оставалось только пожелать им спокойной ночи и уйти. Два человека, которым я могла здесь доверять, Костюков и Марья Ивановна, ради греховных занятий, фактически бросали меня на произвол судьбы. Но я помнила слова, не судите, да не судимы будете, и не возроптала.

    Когда я вышла из конюшни, было еще светло, но солнца уже не было видно, начинались длинные летние сумерки. Вечер был душный, и чувствовалось приближение грозы. На задней части усадьбы, где располагался скотный двор и конюшни, я не увидела ни одного человека.

Быстрый переход