Пока я думала, о тяжелой судьбе состоятельных людей, дочь бригадира пришла в себя, села на полу и удивленно осмотрелась.

    В голове у нее была такая каша, состоящая из незаконченных коротких мыслей, что я ничего не могла понять.

    -  Как я сюда попала? - спросила она меня. - Вы, сударыня, кто? Позвольте рекомендоваться, я благородная девица…

    Я не знала, что ей ответить. Было, похоже, что дочь бригадира от пережитого страха тронулась умом.

    -  А почему я сижу на полу? - так и не назвавшись, подозрительно, спросила она. - По какому праву вы надо мной заноситесь?

    То, что она не прикидывается, а действительно ничего не помнит и не понимает, я знала совершенно точно. Потому, не вступая в разговор, подала девице руку, помогла встать на ноги и ласково сказала:

    -  Вам лучше пойти к себе и отдохнуть.

    -  Вы так думаете? - переспросила она, потом прищурилась и погрозила мне пальцем. - Я чувствую, вы хотите меня обидеть!

    Лицо ее стало неузнаваемым. Щека дергалась, и изо рта потекла слюна. Она смотрела сквозь меня и верхняя губа поднимаясь, обнажала мелкие, острые зубы.

    -  Напротив, я всецело на вашей стороне, - стараясь не показывать, как напугана, отвечала я, пряча пистолет за спину и незаметно, подталкивая ее к выходу.

    -  Вы меня не обманываете? - рассеяно, спросила благородная девица, оказавшись в коридоре.

    -  Нет, не обманываю, - ответила я, захлопнула дверь и привалилась к ней всем телом. В коридоре сначала было тихо, потом послышалось протяжное пение, больше напоминавшее вой. Все это было так необычно и страшно, что теперь не только у отравительницы, но и у меня от ужаса дрожали ноги. В гостиной я подошла к красному углу и опустилась на колени перед ликом Спасителя:

    -  Господи, за что мне такие напасти? Чем я провинилась? Прости мне грехи мои! Отче наш, иже еси на небесех, - с трепетом, произносила я главную христианскую молитву, принятую церковью из уст Самого Господа Иисуса Христа, - Яко Твое есть царство, и сила, и слава Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

    После молитвы мне сразу стало легче. Теперь я решила больше никогда не грешить и праведной жизнью искупить все свои недостойные поступки. Начала их вспоминать, чтобы заодно покаяться во всех прегрешениях, но ничего преступного, кроме слабости плоти, да и то с венчанным мужем, припомнить не смогла. Это меня немного утешило. Оказывается, я была не такой уж закоренелой грешницей.

    Помолившись за себя, я попросила у Бога защитить от опасностей Алешу. Мне было понятно, что он ввязался во что-то очень опасное, но делает это не ради собственной корысти и блажи, а для воцарения справедливости.

    Внутренне очищенная и просветленная я встала с колен. Жизнь больше не казалась мне страшной и безысходной. В конце концов, если не сидеть, сложа руки, можно победить почти любое зло. Для этого против него нужно бороться. Мы же привыкли жаловаться на несправедливость, сетовать на судьбу, проливать слезы и при этом ничего не делать.

    В том, что отравить меня приказал Трегубов, я не сомневалась, но доказать это как и покарать преступника, пока не могла. К тому же, скандал мне был не нужен по многим причинам. Василий Иванович после вчерашнего обеда объявил себя больным и никуда из своих покоев не выходил. Вызнавать его коварные замыслы было можно, но на расстояние мысли Трегубова я слышала плохо, для этого мне пришлось бы гулять у него прямо под окнами.